Петр возмутился. Как это его сын будет носить чужую фамилию! Ну теща! Мало ей того, что сама она, выходя замуж, оставила себе знаменитую отцовскую фамилию и дала ее обеим своим дочерям, так она и до внуков добралась! Ее первый внук, Женя, которого родила старшая сестра Маши Инна, уже стал Лавровым. Теперь на очереди и его сын. Ну нет!
Против имени он не возражал. Нормальное имя, тем более что Владимиром звали и его собственного отца. Но фамилия! И он ответил Маше, что если она запишет ребенка Лавровым, он подаст на тещу в суд, когда вернется. В следующем письме Маша написала: «Вова Ильин шлет папе привет», и он успокоился.
Когда Петр вернулся из армии, Вовка уже вполне походил на человека, умел ходить и начинал разговаривать. Петр хорошо помнил свою первую встречу с сыном.
Маша поставила на ножки толстого младенца и пропела:
– Вовик, а это па-а-апа!
Петр присел на корточки и стал разглядывать ребенка. Круглая голова в золотистых перышках волос, маленький нос меж толстых щек, верхняя губа клювиком почти скрывает нижнюю. Вид важный, сосредоточенный. Вовка пристально и серьезно смотрел на него небесно-голубыми глазами.
Петр нерешительно потыкал пальцем тугой живот. Вовка все так же пристально и неотрывно смотрел на него и вдруг улыбнулся, да так, что у Петра стало тепло в груди, там, где сердце. Он мгновенно и навсегда полюбил маленького смешного человека.
Он полюбил гулять и играть с Вовкой, а особенно кормить. Вовка ел сосредоточенно и серьезно, он внимательно вглядывался в содержимое ложки, потом широко открывал рот и смешным заглатывающим движением «одевался» на ложку. Петр хохотал, за ним начинал заливаться Вовка. Маша кричала:
– Петя, не смеши его, он подавится!
– Это он меня смешит, – оправдывался Петр.
Жили они у Лавровых, и Петр видел, как изменился этот дом после смерти академика. Старая компания перестала собираться. «Иных уж нет, а те далече», – говорила Мария Дмитриевна. Петр как-то встретил в аптеке фантаста Якушева, и они немного поболтали, вспоминая старые времена.
– А Лешковский-то наш, слыхал? В Израиль уехал, – сообщил Якушев.
– Петр Адамович? – переспросил Петр. – Он разве еврей?
– Отыскал у себя в роду какую-то еврейскую бабушку, – желчно проворчал Якушев. – Только говорят, что в Израиле-то он не задержался. В Америку махнул.
– Надо же! – вежливо удивился Петр. Но на самомо деле он совсем не удивился. Лешковский всегда был каким-то нездешним…
Ему тогда вообще было не до Лешковского. У него была непростая жизнь. Он поступил на заочное в Политех и опять пошел работать на завод, только теперь уже слесарем-наладчиком – в армии он кое-чему научился. Ездить было далеко, но, во-первых, он к этому привык, а во-вторых, у него была возможность каждый день забегать к матери.
С