Я видел синий лёд с золотым блеском во сне, я видел его перед глазами, даже когда не спал. Сначала я думал, что если мне удастся добраться до этого острова, то я растоплю и унесу с собой как можно больше. Я представлял, какие деньги я смогу выручить за открытие, которое способно сводить людей с ума. Сколько такого льда на этом острове? Можно создать факторию. Но потом я решил, что все, что я найду – я оставлю себе. Да! Себе! И ни с кем делиться не стану.
Могу представить, что видел перед своими глазами Клерк, и полагаю, что ему было гораздо и гораздо хуже меня. Его тоже мучила ничем неутолимая жажда. Он совсем высох и больше походил на ходячего мертвеца – только идиот или последний забулдыга мог бы поверить, что это командир знаменитой британской кругосветной экспедиции. И чем ближе мы были к нашей, теперь общей с Клерком цели – тем сильней тряслись мои руки, тем сильней я сжимал челюсти. Лёд! Лёд! И мне он тоже затмил разум.
Но до пролива мы даже не дошли. Нет, это было уже невозможно. Так, посреди Берингова моря, черти или Господь – кто-то из них прибрал нашего второго кэпа вслед за первым. Командование принял дважды бедолага Барни – и мы повернули домой, к берегам Британии. Но я-то! Я-то был жив! Как я метался по кораблю – словно раненая нерпа. В моей голове рождались тысячи планов – как мне остаться, как мне вернуться, но мы уходили прочь. Я был готов спрыгнуть за борт, и только остатки рассудка меня останавливали.
Но остров меня вскоре сам позвал. Точнее, я слышал, как он звал меня все это время – и зов усиливался! И жажда. Я постоянно хотел пить, но ничем, нигде и никак не мог напиться – чего я только не перепробовал. И как вы думаете – что первое я узнал, вернувшись в Лондон? Вы не поверите – так же, как не поверил я тогда своим ушам. Русский флот набирал опытных английских моряков, чтобы идти к Чукотке! Да! Да! Туда, к Чукотке! А кто бы мог быть еще опытнее, чем тот, кто там уже был?! Ха! Дикий русский князь Потемкин возомнил себя не меньше, чем Георгом Вторым, и русская императрица, подначиваемая им, готова была щедро платить первопроходцам за новые земли. Конечно, мне до них не было никакого дела, потому что меня звал – мой остров. Вот так я стал первым добровольцем в северную экспедицию и больше не мог ни о чем думать. Туда, туда – на мой остров, скорей!
А дальше все пошло, как это и бывает обычно в России. Во всяком случае, мои офицеры говорили мне: «Не расстраивайся, Осип-Осич, обычно у нас все так и бывает», и я им почему-то верил. Да, им не давалось никак мое английское имя, и меня окрестили Иосифом, а уже наутро после первой попойки в Петербурге я стал Осип-Осичем. Не знаю, что это значило, потому что я сначала расценил это как неуважение, потом