В людском мире лишь тот чего-то стоит, кто не боится проиграть, не слишком старается и не суетится. Схватка бессмысленна, но приходится биться, раз уж так повелось. Проигравший побеждает. Очевидная вещь. Но только теперь.
Иногда он видит, как Дэзи прыгает с крыши. Он наблюдает за этими полетами голенастой девчонки в маленьких шортиках с черным зонтом над головой. Считает ее прыжки. Она упорна. Это единственное, что ей надоедает не скоро. Он терпелив. Не вмешивается. Если она расшибется – в кармане трубка – стоит нажать кнопку и через час примчится Соня.
У него до сих пор великолепная память на цифры, а вот с именами дела обстоят не лучшим образом. Правда, имена дочерей и старших внуков он помнит. А вот возлюбленные остались уже не поименованными.
Когда он работал ответственным секретарем в газете, заболел странной болезнью. Он стал считать буквы. Считал автоматически везде, где только видел какие-то лозунги, вывески, надписи. «Парикмахерская» – четырнадцать букв. «Аптека» – шесть. «Агентство недвижимости». Двадцать две. Если считать с пробелом. В одном слове девять. В другом – двенадцать. Пробел считать надо только в том случае, если слова располагаются в одну строку. Если в две – пробел считать не надо. Тогда двадцать одна буква. Пробел – не буква. Пустота. Редкий случай, когда пустота сопоставима с непустотой. Если ты одинок, то считать можно до бесконечности. Ты чем-то занят. Ты считаешь. Можно пересчитать все пустоты в длинных предложениях. Но если написано столбиком, пустоты исчезают. В этом случае, когда слова стоят столбиком, ты не так одинок. Это не двусмысленность. Это констатация.
Ему восемьдесят четыре, старшей жене уже восемьдесят два. Младшей пятьдесят четыре. Дочерям пятьдесят восемь, пятьдесят пять и тридцать три. Дэзи еще нет и двенадцати. Дни рождения с внучкой у них совпали – ей будет двенадцать, а ему восемьдесят пять. Не надо бы портить ей праздник, думает он, она переступает границу отрочества. Но откладывать больше нельзя. У него своя граница.
– Дед, ты что – пукаешь?
– Темные скалы Коктебеля – это на самом деле башни заколдованного замка. Мы так и не решились дойти до конца…
– Ты пукаешь, дед. Старый пердун.
– Волшебные флейты звучат со дна соленого моря. Скелеты, взявшись за руки, водят хоровод. Они голые – голее быть невозможно. Рыбки отполировали их кости…
– Дед, тебе надо выпить кефир. Мама велела дать тебе в одиннадцать. Уже час. Я забыла.
– Не хочу, – ворчит он. – Принеси мне стаканчик вина.
– Ты совсем ничего не ешь. Отчего ты такой толстый?..
Сама Дэзи невероятно прожорлива, что-то жует беспрестанно. Совершенно худа и не слишком помнит о нем. Бывают минуты, когда она ненавидит деда, как цепь, которая держит ее на привязи. Возраст, думает он. Наш возраст делает нас