Он помнит запахи. Он купил у матросика с китобойной флотилии и подарил ей маленький флакончик. Какой-то мелкий японец – он не помнит имени – стал выпускать эти ароматы. О, этот запах – запах взбесившейся самки, не сумевшей дождаться самца. Запах надломленной лианы. Аралии маньчжурской. Дикий, невероятно дикий запах заснеженной тропы…
Дэзи что-то говорит, он не слышит ее. Он смотрит на внучку, возвращается и не сразу понимает, кто перед ним. Это его внучка. Откуда она взялась?
Он не помнит, как Дэзи появилась на свет. Не помнит, как впервые увидел ее. Наверное, не помнил бы о ее существовании, как о существовании других своих внуков и правнуков, если бы не это совместное сидение на даче…
Дэзи взбирается на него, садится лицом к лицу, упираясь своими острыми коленями в его живот. Задирает деду веко и пристально смотрит в глаз. Затем бросает веко и дергает седую бровь. Он не шевелится и не мигает. Она спрыгивает с него, произносит: «Ты не настоящий» и уходит в дом. Возвращается с коробком спичек и ломтем хлеба. Снова взбирается на него, поднимает веко, долго вглядывается в зрачок, потом зажигает спичку и, держа одной рукой веко, а другой спичку, пытается что-то рассмотреть в стариковском глазу. Дед не мигает. Чувствует жжение у глаза и запах паленых бровей.
– Дышишь, – говорит Дэзи. – Но в глазах ты мертвый.
Она спрыгивает, бьет его кулачком по толстому колену и говорит:
– Надоело!
У него никогда не было друзей. Были сокурсники, собутыльники, партнеры. Друзей не было. Одно время он водился с парнем… Как его звали? Да, да, кажется, Лёник…
Известный в университете фарцовщик и пижон (тогда уже не говорили «стиляга») Лёник торговал контрабандным винилом, скупал у матросиков заграничные шмотки и одевал пол-университета. Вел себя довольно нагло, студенты прекрасно знали, что он еще и стукач, но делали вид, что об этом никто не ведает. При Лёнике старались ничего такого не говорить, не смеяться над Брежневым, не ругать режим.
С Лёником он однажды зверски надрался в кафе «Пингвин». Пили дешевый портвейн. Платил Лёник. Когда выпили изрядно, его понесло. Он стал плести совершенно невероятные истории о студенческом подпольном братстве. Он был неплохим актером, а когда выпивал, его дар получал подкрепление. Он рассказывал Лёнику о тайном складе оружия в одной из квартир на Второй речке. Он назвал точный адрес – там сокурсник снимал жилье. Он рассказывал о конспиративных связях, о каналах поступления оружия, о боевых тройках, о клятвах, подписанных кровью, о пытках, которым подвергали предателей. «Ты помнишь Игоря Мамонтова, труп которого нашли на прибрежных камнях Русского острова?.. Это мы его – за болтливость!..»
Лёник то и дело убегал в туалет, хватая перед этим со стола салфетки, там, в туалете, дабы не забыть спьяну, записывал имена, адреса, явки. Возвращался, будто бы поблевав, наливал по стакану портвейна и говорил, понижая голос: «Ты поручишься за меня? Хочу вступить…» – «Ну, не знаю. У тебя репутация…» – «Какая репутация?» – пугался Лёник. – «Ты же пижон, меломан. А там