Характеризуя переворот, совершенный романтизмом в искусстве и философии, Берлин отмечает, что он поломал представление о неизменных формах, канонах, правилах, которым должно следовать художественное творчество. Этого представления в XVIII веке придерживался классицизм, а уходило оно своими корнями еще в античность. Восстание, которое поднялось против подобного понимания художественного творчества, было направлено, как подчеркивает Берлин, не только против этого разлагающегося формализма – оно заходит гораздо дальше, так как отрицает роль универсальных истин, вечных форм вообще, которые наука и искусство, познание, творчество и жизнь должны научиться воплощать. Берлин отмечает также, что возникновение науки и эмпирических методов в свое время всего лишь заменило один набор форм другими, была поколеблена вера в априорные аксиомы и законы, предлагаемые теологией или аристотелевской метафизикой, но на их место были поставлены законы и правила, удостоверенные эмпирическим опытом.
Однако на рубеже XVIII и XIX веков обнаружилось критическое отношение ко всем правилам и нормам, возникло стремление к свободе самовыражения в художественном творчестве и не только в нем. Вместе с этим возникло сознание ценности неповторимости, разнообразия. Берлин пишет: «Идеалистически настроенные студенты немецких университетов под влиянием романтического движения той эпохи совершенно не задумывались о таких целях, как счастье, безопасность или научное познание, политическая и экономическая стабильность и социальный мир, и даже смотрели на такие вещи с презрением. Для последователей новой философии страдание было благороднее, чем наслаждение, неудача предпочтительнее, чем мирской успех, в котором всегда есть что-то нечистое и оппортунистическое и который достигается лишь путем предательского отказа от честности, независимости, внутреннего света и того идеального образа, что живет в душе. Они были убеждены, что только меньшинство, прежде всего те, кто страдает за свои убеждения, являются носителями истины, а не бездумное большинство, что мученичество, неважно во имя чего, − свято, что искренность, подлинность и сила чувства, а главное, непокорство − которое предполагает непрерывную борьбу с соглашательством, с угнетением со стороны церкви, государства и обывателей, с цинизмом, торгашеством и безразличием, − они-то и являются священными ценностями, даже если, а может быть потому что, оно ведет в выродившийся мир господ и рабов; что бороться, и если надо, умереть, это прекрасно, правильно и почетно, тогда как пойти на компромисс и выжить − это трусость и предательство» [2, c. 675].
При этом Берлин считает, что главным в романтическом движении был не поворот от разума к чувству, хотя он тоже