Злость на маму временно смягчила удар, но чем дольше я сидела на полу и смотрела на безмятежную девушку Фрагонара – о этот мягкий профиль, мягкая пухлая ручка, поднятые волосы, теплый желтый цвет ее платья, подушка, к которой она прислоняется – тем яснее вырисовывалось мое положение.
Со стороны я пока казалась богачкой: моя роскошная квартира, мое роскошное ателье, моя одежда, и пару часов назад я действительно была довольно богата, но отход квартиры к Гастону сильно менял положение вещей. Когда мама выходила замуж за Ермека Куштаевича, квартир у нее было две: эта, на тот момент недавно оставшаяся от дедушки, и еще одна, которую оставил ей при разводе мой отец. Она продала вторую, объединила ее с деньгами Ермека, и вместе они купили большую, где мы четверо – они, Гастон и я – жили. Эта же квартира, после смерти дедушки и ввиду дарственной, принадлежала и была записана на маму, но год назад она самым торжественным образом подарила ее мне. Мы не стали менять документов – разве можно не доверять собственной матери?
Нет, мама не считала, что мне нужно пространство или свобода, она считала – сейчас я процитирую самую унизительную формулировку на свете – что мне нужно «устроить свою личную жизнь». Когда полтора года назад она осознала, что я живу на свете уже четверть века и все еще не замужем, мама решила, как решают все отчаявшиеся обеспеченные матери, что только наличие собственного жилья поможет мне найти мужа. Я не знаю, что она предполагала – что я не котируюсь среди платежеспособных холостяков, и только скромный парень может обратить на меня свой взор, или что я недостаточно привлекательна, и только наличие пустой спальни, в которой со мной можно заняться сексом, сподвигнет кого-то к последнему, а последнее, по ее логике, к желанному браку, но она свято верила, что девушка с квартирой в течение года может и должна выйти замуж. Но я не вышла туда, не появилось у меня и жениха, и мама, очевидно не без помощи Ермека Куштаевича, пришла к неутешительному выводу, что это безнадежно.
Что до моего ателье, оно находилось в залоге, и еще недавно у меня не было ни малейшего страха, что я не смогу выплатить этот долг. Я унаследовала помещение ателье от дальнего родственника – это сложно вообразить в стране, где почти у каждого обеспеченного человека есть потомство, и потому наследство передается только и исключительно по прямой линии, но однако же это случилось. Я получила это помещение – у моего дальнего, дальнего дяди там располагался продуктовый магазин – как следствие одного получасового разговора. Он произошел так давно, мне было не больше семнадцати, и я настолько не предала ему значения, что моему изумлению не было никакого предела, когда после похорон дяди несколько месяцев назад ко мне подошла его жена и сказала, что он завещал магазин мне.
Я почти не помню наш разговор,