– На деньги.
– Нам же придется общаться полным составом, чтобы отдать выигравшему приз, – сказала Бахти.
– Если ты обещаешь не снимать эту голову6, я согласен с тобой общаться и дольше, – пообещал ей Ануар. – Итак, делаем ставки: когда они разведутся?
– Ты имеешь в виду, официально разведутся, или разъедутся? – я уточнила момент, который в будущем мог вызвать большие разногласия.
– Расстанутся и уже не сойдутся, давайте так.
– Когда отметят ребенку годик, – я вынула из клатча купюру и положила в центр стола, поставив тарелку с рыбной нарезкой на тарелку с мясной нарезкой и освободив таким образом место.
– Они навсегда расстанутся через одиннадцать месяцев, – сказал Ануар, добавив конверт к моим деньгам.
– Три года, – сказала Анеля. – И второй ребенок.
Она колебалась несколько секунд, но положила явно больше, чем я.
– Семь несчастливых лет, – Юн присоединил и свой подарок к ставкам.
– Двое детей, младшему будет полтора, – Карим положил конверт в центр стола.
– Они не успеют отметить вторую годовщину свадьбы, – Бахти сняла с мизинца кольцо и бросила его поверх всех ставок.
Первый стол длился долго, как полярная ночь, как правление турок-османов, как эпилог после «Войны и мира». Верхний свет наконец погас, включился пляшущий, дикий фиолетовый, и большинство гостей подорвалось танцевать. Карим поймал мой взгляд – я хочу? – но я, видимо, так скривилась, что он рассмеялся. Он прикоснулся к моему голому плечу привычным быстрым поцелуем – это было ласково и нормально, даже с учетом нашего последнего расставания.
Ануар вытащил Бахти в центр круга. Бахти танцевала красиво, ужасно красиво. Так соблазнительно, так нежно. Играла какая-то фигня, но стройная Бахти со стройным Ануаром танцевали под нее так, будто это Крис Исаак7, и они полуголые на пляже, и к ее влажному телу прилип песок, и все снято на черно-белую пленку, и плывут ускоренно-замедленно облака.
Анеля заметно повеселела – Юн танцевал возле нее.
В зале было слишком темно, чтобы фотографироваться, и я решила пойти в туалет – там неплохое освещение над зеркалами, и где-нибудь в холле тоже можно будет сделать селфи. Я встала, и в этот же самый момент Карим наклонился ко мне что-то сказать. Его нога стояла на моем подоле, я сделала один маленький шаг.
Оно порвалось.
Может, не стоило сразу же поминать его мать, но, к сожалению, моя мать не научила меня альтернативе. Карим скромно прибрал к себе ногу, как будто оторванная ткань могла вернуться на место. Он молча пялился на огромную дыру, образовавшуюся между моим поясом и бедром. Меня затрясло от бессильной ярости, когда сердце долбится внутри, как колокол в котельной при гибели «Титаника».
– Кора, прости, – Карим приподнял ткань, пытаясь присобачить ее обратно, но она снова эффектно упала. – Его можно будет зашить?
Я