– Ага! Учуяли, мои карапузики, – рассмеялась Катя.
С того похода за кедровыми орешками к нам приклеилось это прозвище, но мы уже привыкли и не обижались. Она сунула каждому по горячему пахучему пирожку со словами: «Нате вот, ешьте да больше не просите. Скоро тётя Лида приедет».
Мы стали надевать на себя одежду, держа надкусанные пирожки в зубах. Доев их, запили холодной водой и, даже не умывшись, прильнули к покрытому инеем окну. Но причудливые, словно из сказки, застывшие на стекле кристаллики льда мешали нам рассмотреть двор и уличную дорогу. Мы стали по очереди дышать на иней, скрести его ногтями, пока не появилось прозрачное отверстие.
Перед нами открылась часть двора, а за невысоким забором – пустынная улица. Едущей машины и даже людей нигде не было видно. Мы ещё посидели возле подоконника, в надежде первыми увидеть или услышать подъезжающую к дому машину. Затем вернулись к своим играм, изредка поглядывая на окно и прислушиваясь.
Постепенно мы так увлеклись ими, что не расслышали шум подъезжающей к дому машины.
– Мама! Владик! Серёжа! – закричала чуткая Катя. – Тетя Лида приехала. Охнув, Анастасия присела на стоящую рядом некрашеную табуретку со словами: «Наконец-то. Господи, благослови!» – и в чём была, надев на ходу валенки, выбежала во двор. Катя – за ней. Мы же кинулись к окну. Но проделанное отверстие успело подмёрзнуть. Наши пальцы начали яростно скрести его ногтями – но было поздно: голос смеющейся матери, восторженные крики Анастасии и Кати уже раздавались в сенях. Я подбежал к настежь распахнутой двери и застыл на пороге в ожидании. Мать сразу заметила меня и бросилась навстречу.
– Владик! Сыночек. Я так соскучилась по тебе, родной!
Она, не раздеваясь, подхватила меня на руки, занесла в комнату и расплакалась.
* * *
В Окунево, дожидаясь обратного отъезда машины в Омск, мы с матерью пробыли ещё три дня. В дом Анастасии зачастили соседи, чтобы посмотреть на Лидку, которая переехала жить на юг в далёкий Пятигорск. Некоторые интересовались, можно ли там устроиться на работу, найти жилье, как с продуктами и тому подобное. Мать подробно описывала условия проживания на новом месте и старалась во время разговора не отпускать меня от себя. Она то прижимала одной рукой мою голову к себе, разговаривая с гостем, то, сидя на табуретке, во время беседы обнимала меня ногами и руками, а я, облокотившись на её сильные ноги, был вынужден (в который раз!) слушать её рассказ о Пятигорске.
Сережа скучал, и было видно, что ему не хватает меня. Он почти не притрагивался к игрушкам и даже один раз показал язык, недовольный тем, что я покинул его.
– Мам!