Потом повернулась ко мне и важно сказала:
– Ты чувствуешь в этих диких завываниях нечто исконно-русское? Тоску и волю… да, тоску и волю! Просто удивительно, что эти бандитские души, поросшие грубым волосом, способны исторгнуть… это самое… русский дух!
Милка дергала ее за штанину:
– Пошли в дом, Дани.
Я недоверчиво хмыкнула:
– Какой русский дух! Тут половина татар, даже если некоторые из них никогда не говорили на татарском!
Дани мотнула головой, все еще на четвереньках:
– Гумилева надо читать, Альмирка! Коснеешь в невежестве! Кто там говорил: «Поскребешь русского – обнаружишь татарина»? Ну, и, видимо, наоборот… Вибрации у них одинаковые! Тоска и воля! Ты знаешь, что Вежбицкая обнаружила, что ни у какого другого народа нет таких слов и понятий – тоска и воля? Никто не умеет дуреть от тоски и рваться на волю!
Милка разозлилась:
– Ну ты, лингвистка хренова! Пойдем в дом. Или ждете, когда эти уголовные морды после пары песен расчувствуются и начнут либо в любви признаваться, либо – что так же хуже – рассказывать, сколько баб их предали и обманули.
В гостиной в камине тоже горел огонь: Федюсик постарался. Дани вытащила из бара бутылку текилы.
– Имею я право раз в год наклюкаться? Будем пить как в Мексике: с крупной солью и четвертинками лайма. Макаем в соль и высасываем сок.
– Какая ты у нас – ик! – изысканная. А просто стукнуть водки? И откуда тут лайм?
Пьяная Милка вдруг утробно разрыдалась:
– Первый раз в жизни я упилась текилой с Курашиком. Мы познакомились на дне рождения у Айки, который мы почему-то справляли в общежитии КАИ, и, когда девчонки увели нас ночевать в свою комнату, туда по водосточной трубе влез Курашик, с бутылкой.
– Избавь меня от своих любовных воспоминаний! – с отвращением заявила Дани. – И не заливай меня слезами! Твой Курашов – козел, козел в квадрате!
– Почему он козел? – обиделась Милка.
– Потому что он свинья! Не далее как пару недель назад он заявился ко мне с цветами, шампанским и тортом. Видимо, шел делать предложение своей теперешней жене, но перепутал что-то и очутился у меня. Часа два ползал за мной на коленях, гамадрил распаленный, обрыдал все вокруг и утверждал, что я звезда, идеал и любовь всей его жизни.
– Он был трезв? – спросила я.
– Когда ты видела его трезвым? Так вот, я ему напомнила, что его любит прекрасная женщина, преданная и терпеливая – то есть ты, Милка – так он, больной придурок, пренебрежительно высказался в том духе, что ты как бы запасной вариант на случай, если судьба от него вовсе отвернется.
Видно, Дани была здорово пьяна. Такие откровения были далеко не в ее духе. Тем более она прекрасно знала, что никакие подлости, гнусности и низости со стороны Олежика Курашова не способны поколебать мегалитические постройки Милкиного любовного помрачения.
Милка