Рае нравился мягкий и задорный смех Олега. Он смеялся не только ртом, лицом и глазами. Он смеялся всем телом, иногда схватившись за животик. Рая мгновенно начинала смеяться над его смехом и не могла остановиться. В конце концов, она совсем перестала контролировать себя и погрузилась в Олежу.
– Раенька, мне очень хочется Вас слушать, – говорил он. – Расскажите, чем Вы занимаетесь в типографии целыми днями? Неужели Вам не скучно перепечатывать эти тексты день-деньской?
И Рая, обретя новую уверенность, отвечала как есть о своих скучных буднях.
– Мой рабочий день начинается в восемь утра, заканчивается в шесть вечера. Весь день мне нужно набирать тексты. С утра до вечера я сижу в своей комнате, за столом. Иногда приходят писатели, чтобы отдать или забрать текст. Ничего интересного обычно не происходит, – она пожимала плечом, но чувствовала, что всё сказанное ею умно и важно. – Как-то раз один наш гость случайно оторвал ручку. Но её в тот же день прикрутили, – добавляла она, сама удивляясь своему чувству юмора, а Олег усердно хохотал, и она начинала смеяться вместе с ним. – Наверное, это самое запоминающееся за последние два года.
– Как же Вам удаётся оставаться там, как Вы до сих пор не убежали? – интересовался мужчина.
– Иногда я приношу цветы и ставлю их в вазу на стол, чтобы поднять настроение. Когда окно открыто, ветер приятно обдувает. Пару раз он перепутывал листы из разных стопок. Можно было посидеть на полу, читая отрывки из разных рукописей друг за другом, как один рассказ, и раскладывая по местам, – женщина щурилась, как заговорщик, и улыбалась сама себе. Олег в этот момент делал несколько шагов в понимающем молчании, а потом сжимал руку, и Рая понимала, что ему очень понравилась эта её маленькая шалость. – А что Вы? – спрашивала она, желая узнать всё про свою новую половинку.
Лицо поэта менялось, осенённое вдохновением, и он доверительно приоткрывал Рае завесу своей самой личной жизни.
– Мама и братья говорят, поэт – не лучшая профессия. Она не обеспечит человека, – он неодобрительно тряс головой, а его брови силились взмыть вверх, как встревоженные птицы. – А я так думаю, что поэт это не профессия, это жизнь. Быть птицей, может, тоже не самый надёжный вариант, но что ещё птице остаётся?
Он шагал дальше, держа Раю за руку и вдохновляясь всё больше и больше.
– О, чтобы люди слышали мои стихи, я готов не есть и не пить. Если бы стихи можно было писать только кровью, я и тогда готов своей кровью выписывать каждую строчку,