Один общий туалет, одна колонка – коммуналка, только на земле, под открытым небом.
Справа от ворот жила семья Гектора. Две крохотные комнаты и прихожая, которая в зимнее время служила кухней. За стенкой летняя кухонка, в которой с трудом могли развернуться два человека. Двери из дома и летней кухни выходили во дворик, отгороженный от общего двора штакетником. Площадь дворика вряд ли превышала 8—10 квадратных метров. Укрытый сверху виноградником, он вмещал старый колченогий стол, стоявший вдоль заборчика, отделяющего их от соседей. Пара похожих на стол стульев, верстак шириною в одну доску, вечно заставленный вёдрами с водой. В конце верстака на столбике умывальник, под ним таз. Вот и все владения!
В полотне входной двери существовала форточка, что делало сам дом схожим с домиком дядюшки Тыквы из сказки «Чиполино». С единственной виноградной лозы ежегодно собиралось до трех ведер кишмиша.
Напротив, в двух комнатах, жили Елизавета Викторовна и баба Груня со своей снохой Ниной. В комнате Елизаветы Викторовны было одно окно. Она жила одна. Иногда её навещала младшая сестра. Редко из Ташкента наезжал сын Виктор с семьёй.
Муж Нины пропал без вести на войне, дети умерли в блокадном Ленинграде. Нина, как и многие тогда, отсидела свои десять лет, и поскольку идти ей было некуда, стала жить со своей свекровью. В их комнате окон не было вовсе. Таких глухих комнат в общем дворе было много.
Особой красотой жильцы этой комнатушки не отличались. Иссушенная невзгодами и возрастом, который для нее, казалось, остановился годах на восьмидесяти, сгорбленная баба Груня и почти такой же комплекции, но намного младше – тетя Нина. Она так и не смогла избавиться от лагерных привычек ругаться матом и курить “ Беломор».
Баба Груня нюхала табак, от которого, несмотря на всю свою немощь, чихала так, что со всех углов двора ей кричали: «Будь здорова».
Тем не менее, несмотря на всё, что им пришлось пережить, женщины были очень добры к соседским детям. У них всегда для плачущего ребенка находилась конфетка или кусочек рафинада, пусть даже и с прилипшими крошками табака.
Несколько иной, но такой же нелегкой, была и судьба Елизаветы Викторовны. Она была из дворян. Ее отец занимал высокий пост при последнем губернаторе Самарканда, о чем свидетельствовали многочисленные старинные фотографии, которые Гек с ее внуками Колькой и Ольгой с интересом рассматривали тайком от нее. Сама она показывать их не любила, хотя и были эти фотографии одними из немногих вещей, оставшихся у нее от прежней жизни.
В первые дни захвата власти в городе, большевики на глазах дочерей расстреляли родителей. Старшую сестру арестовали и увезли. В семнадцать лет она попала в лагерь. Вернулась она, отсидев восемнадцать лет и пройдя всю войну.
Лиза смогла убежать. А было ей в ту пору всего четырнадцать лет. Полуживую от голода и горя, ее, далеко за городом, подобрал таджик и, накрыв своим халатом, на арбе