Водители с вопросами: откуда, Аркадий, столько песен знаешь, где научился управлять хором?
Пришлось ему рассказать, как возил артистов в санаторий, как просиживал вечерами на их репетициях и даже пару раз поучаствовал в спевке перед концертом. Вот и нахватался. Отмахивался от похвал, а они все одно возвели в артисты. Случалось во время простоев под погрузкой собирались кружком – «давай, Артист, споем». Определились способности, стало получаться петь на два голоса. И даже чуваш Михаев, не имевший ни слуха, ни голоса, пристраивался с улыбкой сбоку и тихонько бормотал песню, чтоб не портить общий строй. У Хабибова голоса не оказалось, зато он сносно играл на гармошке, подстраиваясь под песню, когда Прищепа выводил тональность. Раздобыли эту гармошку в обмен на бензин, об этом Цукан узнал случайно, но укорять не стал, уж больно спевки всех сблизили и позволяли расслабиться после поездок на передовую, где нередко попадали под артобстрелы.
Хорошо запомнился первый. На подъезде к батарее встретил солдат-проводник. Поехали по косогору, где поменьше намело снегу. И понеслось: вой, треск, вспышки. Цукан голову пригнул к рулю, казалось каждый снаряд летит в него, а солдат лишь поругивается и показывает в темноте направление. Встретили на батарее неласково, офицер обматерил из-за того, что не вовремя черт принес: засекли, похоже, фрицы позицию. Когда выгрузили снаряды, приказал быстрее убраться с позиции, обматерил, когда Цукан в очередной раз бухнулся в снег под вой снаряда.
– Запах пошел, водитель, что ли, обделался, – смеются артиллеристы.
Стыдно Цукану, а колени подгибаются непроизвольно.
В январе приехали на станцию, состава с боеприпасами все нет и нет. Сидеть невмоготу, повыскакивали из кабин и давай толкаться друг с другом, борьбу кто-то затеял, чтобы согреться. Рядом часовой прохаживается вдоль машины. Ему скучно и завидно. «Эй, расшумелись, славяне! Немцев распугаете».
Все к нему: что за немцы? Он полог тента откинул: нате, полюбуйтесь на завоевателей.
А они в зеленых шинелях, шарфами обмотаны, на ногах поверх сапог тряпки разноцветные. Скрючились в кузове, даже глядеть боятся, жалкие, трясущиеся от холода.
Тут уж отыгрались на победителях Европы: и сало вспомнили украинское, и зиму русскую, и Наполеона, потерявшего здесь армию. Хабибов смачно сплюнул:
– Смотреть не могу на эти чучела!
Справились с заданием поздно. До части путь не близкий, машина Прищепы на буксире. Навалились на Цукана водители, закоченеть можем и все одно к батареям не пробьемся, надо село искать для ночевки. От маршрута уходить по законам военного времени не положено – это все знали. А мороз всё сильнее и сильнее.
Стали стучаться в первую избу, вторую, а оттуда лишь недовольное: да чтоб вам! У меня и без того всё набито солдатами. «Вот и погрелись». А Хабибов не отступается, ты, говорит, только не мешай. Вызвал очередную