– Уж не у прусса ли приобрел? – И как-то странно посмотрел на Григория.
Но тот не обратил на это никакого внимания и торжественно произнес:
– У боярина Гланда Камбилы.
Посадник чуть не вывалился из повозки. Потом рявкнул:
– А где этот чертов Камбила?
От такого тона купец подался назад:
– Так он… того… уехал, – залепетал тот.
– Как «уехал»? – подскочил Федор.
Купец пожал плечами.
– Давно?
– Дня три, четыре.
– Назад вертай! – вновь заорал Федор, на этот раз кучеру.
Подъехав к себе, он выпрыгнул из кибитки и, прежде чем захлопнуть дверцу, бросил:
– Нету тебе здеся никакой лавки. – Плюнул и торопливо открыл дверцу.
Поднявшись к себе, Федор сбросил в сердцах свой тулупчик на стол и заходил по комнате, приводя мысли в порядок. Первое, что пришло ему в голову, это снарядить погоню. Он был уверен, что с ним уехал и Егор. Он вызвал к себе Андрюшку, которому приказал готовить дружину в погоню за Камбилой и Егором. Федор сразу угадал, куда могли направиться эти двое. Хотя ему потом сказали, выезжали они через западные ворота.
– Сбить с толку! – решил посадник, еще больше уверовав в то, что они бежали на восток.
Правда, на всякий случай послал он небольшой отряд и на запад. Но те вскоре воротились ни с чем, никаких следов они обнаружить не смогли. Федор потирал руки:
– Нет, Андрюха их разыщет. Они еще ответят у меня за все!
Глава 4
На несколько дней в Москве прекратилась вся внешняя жизнь. Невиданный снежный буран, принесенный западным ветром, буйствовал над столицей. Он был настолько силен, что вырывал из рук людей охапки сена, которые те пытались донести до своих животных. Люди боялись отойти на несколько шагов от жилья: не дай бог, еще унесет. Ветер валил с ног, забивал глаза, невозможно было сделать и несколько шагов. И под каждой крышей стала рождаться страшная мысль: конец света.
Не знали, что делать, и в хоромах великого князя. Долго терпел Симеон Иоанович, ожидая окончания невиданного досель природного буйства. Но не вытерпел и стал собираться, чтобы сходить за митрополитом, и уже в церкви вместе с ним просить Всевышнего о пощаде. Снаряжался он основательно. Надел из мягкой телячьей кожи штаны, спрятав под ними мягкие катанки. Поверх рубахи – суконник. А на него – шубу задом наперед, чтобы грудь не застудить. На голову надел шапку и повязал ее у горла. Лицо обмотал сюрагой, оставив только щелки для глаз. Не забыл собачьи