В общем, ужас, ужас. В ванной бритвы, ножницы. Вполне реальная смерть цинично глянула своими впадинами. Павел Геннадьевич тряс, как ставенки, дверь в ванную.
Вот тогда на свет выплыл спасительный коллега с разбитым сердцем и безответной любовью.
***
Жена начала подозревать и тихо накаливаться, сатанеть. Будто что-то унюхала, трясла телефон и контакты в сетях.
Павел Геннадьевич перенёс общение в чате на рабочее место, в кабинет. Кабинет был крошечный, но имел собственный туалет и биде. Микроволновка, электрочайник. Располагался в тридцатиэтажном небоскрёбе-улье, забитом тысячами таких офисов.
Телефон нежно мурлыкал «К Элизе». Павел Геннадьевич брал трубку и мягким, мачистым баритоном говорил:
– Добрый день. Вы позвонили в центральную компанию логистического аутсорсинга, маркетинга и мерчендайзинга по продажам, перепродажам и переперепродажам дырки от бублика (примерно так). Меня зовут Павел Геннадьевич. Чем могу помочь?
И – учтиво, с достоинством выслушав:
– Минутку. Я переведу вас на отдел, занимающийся вашей проблемой.
Жал на кнопочку, удостоверялся, что отдел ответил. И клал трубку.
И снова мурлычет «К Элизе»:
– Здравствуйте. Меня зовут…
И так целый день, некогда передохнуть. Работа называется солидно и ответственно – координатор. Раньше для этого существовал телефонный справочник.
С Алёной общался в обеденный перерыв, с половины первого до четверти второго. Десять минут на кофе и пиццу.
***
– Та-ак. Лыткина у нас на уроке снова занимается посторонними делами. Лы-ыткина! Проснись, наконец. Вернись в реальность, голубушка моя.
Класс засмеялся. Учитель физики Степашка (Степанов) подошёл. Пять секунд поборолся, чтобы отобрать у Дальки листок, спрятанный в учебнике.
То есть она фиг бы ему отдала, но всё ещё как бы не вернулась в класс, пребывая в поэтических кущах. Приходила в себя, хлопала глазами. Недоумённо оглядывалась на веселившихся одноклассников. Этих придурков хлебом не корми – дай хоть минутную возможность над кем-нибудь поржать.
В безлунную ночь,
На озере лунном
Русалка играла
На сказочных струнах.
И лунные блики,
Сливаясь, дрожали,
И лилии, сладко сомкнувшись,
Дремали.
И грустно мне стало,
И больно мне стало, —
Бесцветным, однотонным и оттого особенно отвратительным голосом зачитал вслух Степашка.
– Вот видишь, Лыткина. Уделяй ты точным науками больше внимания – и с логикой у тебя бы сложились куда лучшие отношения. Ты всё-таки определись: безлунная ночь, или:
«И всё вокруг в лунном сиянии спало,
И только луна одиноко стояла»?
Класс так и покатился. Эти жалкие дебилоиды рады были любому скудному, убогому развлечению.
– Верните мне листок, – с ненавистью процедила Далька.
– Только в кабинете завуча, – предложил дилемму подлый Степашка. Свернул листок вчетверо и положил в карман. Хлопнул в ладоши:
– Так,