***
– Даля! – с отчаянием крикнул Павел Геннадьевич Лыткин, заслышав шуршание в кухне, тихий хлопок дверцы холодильника. – Даля, ну что это такое?!
Даля – дочка. А как её ещё прикажете называть, если жена от большого ума дала ей имя «Далила»?
Какое-то в последнее время повальное сумасшествие: мамаши стремятся переплюнуть друг друга, кто оригинальнее наречёт младенца. В садике в группу ходили Валенсия, Луналика, Океания. Океания Фёдоровна Иванова.
Далька просунула в дверь хитрющую мордочку, замурзанную от клубничного йогурта:
– Ой, ну что, пап? Мне домашку нужно делать.
– Вижу, как ты её делаешь у холодильника. Кто-то худеть собирался. Потом опять на весах истерику устроишь… Ну ладно, я вот чего, – Павел Геннадьевич сменил тон со строгого отцовского – на заискивающий, просительный:
– Даленька, я же просил тебя посвящать стихи особе, так сказать, женского рода… От мужчины. А у тебя снова здорово, – он взмахнул листочком:
В лесу, где я петь могла,
Меня отчего-то трясёт.
Теперь-то я всё поняла,
Теперь-то я знаю всё.
Ты был для меня тоской
Холодных январских дней.
Ты был «непонятный мой»:
Пойми тебя, хоть убей.
– Почему «могла»?! Мог! И не «поняла» – «понял»! Мужской род! Речь-то от мужчины идёт. Исправь, а, Далюня?
– Пап, всего-то два глагола и одно прилагательное.
– А это что такое? – Павел Геннадьевич в отчаянии продекламироал:
– Я только знаю, что это гордость
В тебе кипит.
Я только знаю,
Что чувство мщенья
В тебе кричит.
По-моему, как-то неуклюже, а? Будто графоман писал. Как это: «чувство мщения кричит»? Смени, пожалуйста, на другую рифму.
– Ага. На «общепит». Кипит – общепит. Думаешь, легко стихи писать? Да не волнуйся: понравится подружке твоего сослуживца.
***
Месяц назад Далька, вернувшись из школы, застал отца за диким, неподобающим, постыдным занятием. Он проник в её комнатку и шуровал в компе. В папке «Стихи. Личное.»!
Далька на пороге вначале потеряла дар речи от возмущения. Потом начала пронзительно визжать. Вот просто: «А-а-а!» – на одной ноте, и топать ногами.
Хорошо, что жены не было дома. Дальку привело в чувство обещание купить айфон и «ту розовую кису из „Детского мира“, с лазуритовыми глазами». И клубничного йогурта – сколько угодно. И летом отправить в лагерь, а не тащить в эту дурацкую Турцию. И набить тату в виде капающей кровью розы: вот тут на лопатке и тут, ниже попы…
– Тату – это к маме.
…Господи, розовая киса-то ей зачем, четырнадцатилетней девке, позиционирующей себя как готка?! Вся в чёрном, в ушах по четыре серёжки в виде черепов, вместо волос выщипаны птичьи перья.
Павел