Помещение Прорыва было не более чем сегментом длинного двухэтажного здания, с виду каменного, но, фактически, фанерного (как это принято в теплых штатах), в котором размещались несколько малых предприятий самого различного толка. В попытке как-то разнообразить унылый фасад вместилища новейших технологий строитель в припадке вдохновения поместил в некоторых местах верхнего этажа мезонины с завитушками и окнами-фонариками, уныло взирающими на проволочное ограждение и транспортную улицу, ведущую к 101-му. Один из мезонинов достался Прорыву, и мог бы, в принципе, служить не лишним украшением, будь его окно-фонарик снабжено какими-нибудь элегантными занавесками или, на худой конец, современными жалюзями «с рисунком»; в действительности, вместо сколько-нибудь эстетических декораций, мутное окно мезонина выставляло напоказ заднюю поверхность допотопного канцелярского шкафа а на оставшейся части окна надорванный грязноватый кусок ватмана с грубо напечатанным разноцветными буквами словом «ПРОРЫВ». Между шкафом и плакатом оставалось место, в котором любопытный уличный наблюдатель мог иногда видеть длинную змеистую фигуру президентши компании Барбары; ибо внутреннее пространство мезонина было ничем иным, как кабинетом мощного руководителя Прорыва.
Показался ли Давиду в окне мезонина след мелькнувшей президентской фигуры и ее быстрый взгляд? С этой молодой дамой и небольшим числом других генералов компании неделю назад у него состоялось короткое интервью, к удивлению почти не затронувшее аспектов его профессиональной подготовки; в памяти остался только треп на общие темы. Положительное решение было принято молниеносно и сообщено Давиду по телефону на следующий день мужским голосом без модуляций, назвавшим себя Эриком Хансеном, вице-президентом “по кадрам”. Как всегда в таких случаях, компания в лице Эрика предложила Давиду приступить к работе как можно скорее («лучше всего – завтра»), так что счастливое время ожидания новой гарантированной работы, которое удалось выбить, составило всего два рабочих и два выходных дня. К тому времени Давид был уже достаточно опытным эмигрантом, чтобы знать цену этой спешке, и достаточно мудрым, чтобы не портить игру.
В некотором отдалении от входной двери, в пространстве фронтального паркинга Давид заметил живописную пару, состоявшую из худого мрачного армянина по имени Вартан и маленького, кругленького, поминутно расплывающегося в улыбке, филиппинца Сэнди (имена стали известны Давиду позже, равно как и происхождение упомянутых персонажей). Темный Вартан курил и что-то втолковывал Сзнди глухим бубнящим голосом с сильным армянским акцентом; разобрать, о чем шла речь, было трудно. В ответ кругленький Сэнди щурился, поддакивал и подхихикивал, одновременно стараясь уклониться от чуждых и неприятных ему струй сигаретного дыма. При виде Давида оба замерли