Чадо сыто – и Боже смеётся,
Чадо плачет – и Боже грустит».
Мама, мама, о чем мы полночи
Говорим, будоража сердца?
Свечка плавится, гаснуть не хочет,
Знать, она вспоминает отца.
С того света отец не вернётся.
«Что я сыну скажу?» – «Подрасти.
Чадо кушает – и Боже смеётся,
Чадо плачет – и Боже грустит».
«А помню, деревня была без названья…»
А помню, деревня была без названья,
Грибник семилетний по пояс в хвоще.
Из мудрого детского непониманья
Смотрел он: «Зачем им так много вещей?»
Старуха Агафья, а может быть Дарья…
Сказала, прищурив забельменный глаз:
– Он камешек Богом зовёт и в кармане
Таскает его. Вот такой он у нас!
Ушло за увалы комяцкое лето.
Туман уже прятал звезду в бороде.
Я понял тогда, одиночество – это
Болезненный мальчик в осенней воде.
Старуха… не то Акулина… иль Марья
Добавила: «Жалостлив. Как подрастёт
Деньгу не сшибёт, бабу вряд ли ударит.
Я чую таких завсегда наперёд».
Мы в ночь уходили. Прибрежные камни
Опутывал мрак. Растворялась во мгле
Деревня, как жест из времён стародавних.
Лишь камешек долго горел нам вослед.
«…Толкнул окно и думал упаду…»
…Толкнул окно и думал упаду,
Но нет ступил на воздух, как на льдину.
Под яблонями в призрачном саду
Стоял отец с потухшею лучиной.
«Отец, мы стали вровень по годам!
Как старше быть тебя? Не понимаю!»
Отец прервал: «Ты – старше. Ерунда!
Не говори того, чего не знаешь.
Не умер я, всего лишь стал незрим.
Все эти годы был всегда с тобою.
День каждый от зари и до зари
Твоей был плотью и твоей судьбою.
Играл ли ветер искрами огня,
Иль дым съедал глаза до злого света —
То я был ветром, дымом тоже я,
Чтоб ты учился красоте и бедам.
Когда стихи взрывали лоно тьмы,
Ты, их записывая в отрешённом счастье,
Того не знал, что это были – Мы!
Но ты почти всегда был меньшей частью».
Отец умолк. Твердь хрустнула, и вдаль
Прочь от отца я плыл в грачином грае.
С тех самых пор стараюсь никогда
Не говорить того, чего не знаю.
«Пахнет папа асфальтовым летом…»
Пахнет папа асфальтовым летом,
Поднимает меня высоко.
И светло, как от яркого света,
От его серебристых висков.
Я хочу прикоснуться рукою
К облакам, как порою во сне,
Словно знаю уже о покое
Где-то там в неземной тишине.
Полетела за облаком шляпа,
Не успела за шляпой рука.
И лежит со свечою мой папа,
Изголовьем ему – облака.
С той