«А было ль счастье?»
«Было. На войне».
И кисть, в кулак сжимаясь, захрустела.
«Дом безлюдный весной в половодье…»
Дом безлюдный весной в половодье
Неуклюже подходит к воде.
И глядится в неё и находит,
Что не та уже крепость у стен.
А внутри его заспанный ветер.
И скрипит ветру дом: «Решено.
Вот сгорю – будет лёгким мой пепел.
Ты посыпь свою голову мной.
А потом размети что есть силы.
Никому ничего не оставь.
Как же всё-таки невыносима,
Жилы тянущая пустота!
Изнутри выжигает немота.
А снаружи – то солнце, то снег.
Нелегко умереть за кого-то.
Жить вдвойне за кого-то трудней.
Принеси искры, друг ты мой ветер,
И раздуй так, чтоб ахнул восток,
Чтоб в последний раз на белом свете
Обогреть я кого-нибудь смог.
Ну, а если никто не проводит,
Стон никто не услышит в огне,
Пусть хотя бы река в половодье
Потеплеет, прижавшись ко мне».
Дом затих. Глухо вскрикнула крыша.
Ей в ответ звякнул ржавый замок.
Ветер старого друга услышал.
Ветер старому другу помог.
«Как на Доне, на Дону…»
Как на Доне, на Дону
Кошка сцапала луну.
Стала в небушке дыра.
Из дыры Иван-дурак
Вылетает на коньке,
На Коньке на Горбунке.
И летит Иван-дурак
Через время, через мрак.
Он летит над быльём, над болотиной,
Над соломенным чучелом Родины,
Защищающим мёртвый пустырь,
Как последний донской богатырь.
Он летит над дремучей околицей,
Над запойною русскою вольницей,
А в лицо – то исчадье болот,
То кирпич с омертвелых широт.
Он летит над угрюмыми хатами,
Над сиротскими злыми заплатами,
Над старушьими бельмами глаз,
А бельмо – то Афган, то Кавказ.
Как на Доне, на реке,
Билась звёздочка в муке,
Но была то не звезда,
А старушечья слеза.
И летел Иван-дурак
Через время, через мрак,
Над высоким бережком,
Сквозь игольное ушко.
«Ты меня называла «мальчаткой…»
Ты меня называла «мальчаткой»
Бедная Антонина Иванна.
Это в городе кресла-качалки,
А в тайге время – хлеб. Дорожи…
Приходили соседские дети.
Пахло травами терпко и пряно.
Сколько помню: готовилась к смерти…
Потому-то так верила в жизнь.
Далеко отступали метели,
Замирали за окнами ели,
Если голос твой, свечкой согретый,
Не спеша над шитьём напевал.
Но, бывало, иголка ломалась.
И тогда ты, конечно, смеялась.
Говорила: