получишь настоящий диплом – по филологии, скажем, – чего зря-то болтаться?
– Это очень мило с твоей стороны, что кажется, – сказала она. – Только на
что он мне?
– На что? Так и собираешься, значит, всю жизнь в своём архиве
просидеть? За сто тридцать?! А дипломы эти, между прочим, будут котироваться. Они даже хотят устроить международную комиссию – сдаёшь ей экзамены и едешь работать, где нравится.
– Хоть в Новую Зеландию?
– Хоть в Новую Зеландию. Если возьмут. А ты что, туда хочешь?
– Да нет, – сказала Вера, – я хочу на Доминику.
Королевич Елисей был юношей грамотным.
– Постой, – сказал он, – но это же – Трухильо, унитазы из чистого золота?
– Не путай, – сказала Вера, – с Доминиканской Республикой. Южнее бери.
– Да? И чего там такое? Чем же славится тот край?
– Ну, например, лаймами, – ответила Вера. – Это такой вид цитрусовых.
Из них давят сок…
– Знаю, – сказал грамотный юноша, – капиталисты с алкоголем
употребляют. Но всё равно, сдаётся мне – это не Рио-де-Жанейро!
– Это не Рио-де-Жанейро, – согласилась Вера. – Ездят какие-то негры на
мотороллерах, подумаешь. Ну ладно, ты меня извини, у меня тут это… чайник выкипает.
Она положила трубку и включила телевизор. Голубенький мальчик заметался по экрану, выкрикивая в микрофон какие-то ничтожные слова столь горестно и пронзительно, что Вера его даже инстинктивно пожалела. И то сказать: жалеть постоянно только себя – занятие невыносимое. Вон ведь сколько кругом несчастных – и всяк по-своему. Она убавила звук и побрела на кухню – может, и впрямь закипел?
1 9 9 0 г.
Свой Адриан
Маленькая повесть
В то время у меня было много
дивных знакомых, исполненных
добра и зла.
М. Спарк
1
– С уважением, А. Сергеев, – произносит мой работодатель Адриан
Сергеевич Сергеев и удовлетворённо отваливается на спинку кресла.
Свою квартиру-кабинет он называет мастерской; впрочем, это помещение на чердаке старого многоэтажного дома близ Садового кольца раньше действительно было мастерской художника. После него тут остался придвинутый к окнам длинный широкий верстак, который Сергеев использует вместо письменного стола.
Я сижу за этим же верстаком, через стопу папок от него. Машинка югославская, очень удобная, почти бесшумная. Работать на ней вообще-то одно удовольствие; дома у меня древняя «Олимпия» без буквы ё и твёрдого знака, и стук её слышат соседи за стенкой.
– Так, последнее, что ли? – осведомляется он. – О чём?
Тянется за очками (одевает только при чтении) и пробегает двойной тетрадный листок, неровно исписанный стариковским почерком. Сверху, с простенка между окон, на присутствующих взирает его кумир Папа Хэм. Другой