Так что все эти бессмысленные призывы идти разом вверх по пути всеобщего самоусовершенствования есть одна лишь сущая блажь и отрыжка после весьма сытной трапезы, а также и до чего только радостных прений по поводу всех тех сладостно вкушаемых разного рода яств…
А между тем простым людям нисколько не свойственно вдруг подниматься с колен, дабы устремить свой понурый от всех повседневных забот взор куда-либо до чего только стремительно вверх.
Нет, уж никак не зачерпнуть им от некоего возвышенного духовного источника даже и самую малую толику всей его и впрямь исцеляющей души волшебной силы.
Да и вообще, весь тот набор необъятных и невероятных благ был одним лишь нелепейшим миражом в знойной пустыне сущего мещанства и по-вселенски же безгранично склочного собственничества.
Обычных людей вовсе не интересуют сладкие плоды преображения всей окружающей их жизни во что-либо искристо доморощенно доброе и приторно безоблачно райское.
А главное еще и в той разве что некогда довольно зыбкой и блаженно кроткой дальнейшей перспективе.
Уж чего-чего, а их и на холмистой всеми своими естественными трудностями равнине очень даже неплохо и сытно кормят.
Так что ровным счетом не имеет никакого значения, сколько еще усилий будет весьма уж до чего усердно предпринято, дабы действительно появилась возможность хоть как-то суметь приучить к «альпинизму» слепую и самодостаточную во всех своих низменных и плотских устремлениях, вечно чего-то смачно жующую серую людскую массу.
39
Она ведь при любом раскладе никуда далее любимого своего корыта вовсе уж уйти совершено не сможет, а впрочем, ничего другого людская толпа ни в жизнь же, ясное дело, и не захочет.
Чехов в своем рассказе «Ионыч» пишет об этом так:
«Опыт научил его мало-помалу, что пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже неглупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном, например о политике или науке, как он становится в тупик или заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти».
40
И все это более чем неизменно было именно так, и столь немногое, собственно, хоть как-то вообще переменилось с самым благословенным появлением всевозможных новоявленных живых картин, чуда технически развитого века – синематографа.
Однако все то, что так или иначе вообще было хоть с какого-то бока касаемо весьма вот, как правило, исключительно одиозной официальной пропаганды…
Нет уж, тут, разумеется, все стало, безусловно, до чего безудержно во всем более чем и вправду так иначе…
Промывать мозги стали жестче, хотя и поверхностнее, но все тут дело было именно в том, что личную душу при этом попросту загодя так