Ехать хотелось всем. А тут давка, духота. Подванивает гарью (в пределах ГОСТов) от пластиковых потрохов поезда. Аромат корвалола из-за двери, если машинист пожилой, и ментоловой сигареты и спиртного – если молодой.
На каждый редкий девичий взвизг, пробившийся через перегородку от вставшего поезда, взрывались матом старушки с тележками.
Двадцатью годами позже романтичная девчушка в помятой форме, выбравшись из кабины машиниста после часа стоянки поезда в тоннеле перед мостом, ознакомилась бы с судом Линча. Но тогда народ был советский, добрейший. И девушка из кабины машиниста удостаивалась пятикратной «б… ди» и десятикратной «суки» в качестве отчитки, да и все. Старушки с тележками торопились, им было не до эмоций.
Богини из метро исчезли вовремя, они знают, когда покинуть озлобленный народ.
Поездки «Труба» – «Большая химическая аудитория» не добавляли учебе регулярности и смысла.
Вот так просто – в знакомстве с субкультурой, то есть с людьми, сочинявшими собственные машины иллюзий, и в катании на метро – терялось время. Накапливались долги по химии.
Глава 14. Конец школьника. 3 апреля 1994 года
Рулю отлично запомнилось начало апреля 1994 года. Весна в самом разгаре. «Труба», декаденты, настоящие и не очень, фонари, чистый ночной воздух. Вечно праздная публика. Одинаковая? Нет, разделенная на вынужденно праздную и праздную от того, что все есть и будет больше, причем просто так.
И в ней – Руль. Уставший от лекций, семинаров, практикумов, коллоквиумов. Утомленный химией.
Руль глядел на неформалов отчужденно, он понимал: кармический выбор сделан, яд знаний впрыснут. А это – бездельники, безмозглые и ничего не умеющие, люди другого мира.
Но эта праздность, эта молодость – вот что с ней делать? Он не решился, как мы позже увидим, попробовать «пролезть» через «Трубу». Почему? Неорганическая химия и две математики уже не были стимулом возвращаться домой, чтобы греться водкой в компании на Патриарших прудах и дожидаться рассвета. Стимулом что-то делать была перспектива армии.
Он остро чувствовал в полночь на скамейке на Патриарших, среди девушек из блатной школы по соседству и неформальных чуваков, что он такой же, но и другой одновременно. У этой публики все ходы были расписаны.
Главное – они все свободны в своей юности. Они никому ничего не должны. Ни Родине, ни, как позже их ровесники, банку за учебу. А если он чуть задержится, забудет о своей несвободе, возомнит себя таким же, то очнется только в Рассвет.
В голову приходили настоящие мысли. Во-первых, мир разгула вечен. И он свое возьмет в любой момент, но меньшей ценой, чем в минуту перелома и перемола.
Во-вторых, тут, на скамейке, illusion of love – иллюзия всеобщей любви. Только