– Можно присесть? – поинтересовался Эрнест у самого отстранённого.
– Да, – отстраняясь сказал тот.
– Точно? – прибавил учтивости Козлов.
– Определённо.
Каждый спасал другого, один от отчисления, другой от перспективы стать изгоем в группе. По истечении времени Эрнест просто забыл об этом бартере и искренне пытался расшевелить Павла. Они часто спорили по этому поводу. Эрнест кричал, что хочет помочь, что нельзя жить в обществе, постоянно отгораживаясь и ненавидя людей. Павел требовал не учить его жизни, так как, в отличие от Эрнеста, он не может позволить себе жить легкомысленно, ведь его будущее, кроме как от него, ни от кого не зависит.
– Ты хочешь сказать, что моё будущее обеспеченное и поэтому я живу расслабленнее?
– Да, ты всё правильно понял.
– А тебе не кажется, что, в отличие от тебя, я не загружаю людей своей вечно недовольной физиономией? Со мной легко общаться, ко мне тянутся люди независимо от возраста и положения в обществе. Я найду общий язык и с дворником, и с генералом.
– Мне не нужны ни те ни другие.
– А кто тебе вообще нужен, ты получаешь от общества всё, обучение, профессию, деньги. Именно люди тебя учат, лечат и обеспечивают. А что ты даёшь людям?
– Я ничего не даю, в этом и суть, я никому не мешаю и никого не учу.
И споры эти продолжались из года в год, переходя из прошлого в настоящее.
III
Новый день – новая маленькая жизнь, звено в общей цепи, которое ни вырвать, ни забыть невозможно. Это утро выдалось на редкость добрым, любое утро выходного дня для Павла было добрым. Он, как многие, не мучился от пятничного похмелья, ему не нужно было старательно вспоминать, что он сделал вчера, потому что он всегда был в трезвом уме. С вечера он просто упал в своё одеяло, утонув в его накрахмаленных волнах. Он ходил только в определённую прачечную, там как-то по-особому стирали и крахмалили бельё. В этой прачечной не было того ужасного запаха химии и сырости. Всё было очень чисто и по-европейски современно. Для Павла это было не просто заведение по обслуживанию, это был настоящий рай. Всё белоснежное, чистое, аккуратно сложенное по полочкам в номерном порядке. Он мог часами разговаривать с персоналом на тему, какими средствами лучше чистить те или иные пятна. Он был единственным мужчиной за всю многолетнюю историю этого заведения, искренне интересующимся такими вещами. Мужчины смотрели на него с удивлением, женщины с любовью. О, милые женщины, знали бы вы, кому адресуете свои взгляды и застенчивые улыбки. Он не видит вас. Он с большей любовью смотрит на стопку белых простыней, ровную и идеальную. Ни один человек на свете не будет так идеален для него, как эти белые полотна, очернённые кем-то своей животной страстью. Но он не допустит этого, он и не собирался с кем-то ещё делить этот аромат и треск накрахмаленного постельного белья. Он как никто другой, ткал своё большое счастье из маленьких радостей, заметных