Немного помолчав и о чём-то подумав, Аиткул продолжил:
– Ак батша12 хочет отобрать наши табуны. Я встретил вчера в степи человека, который рассказывал, что из Уфы приходили люди и говорили, что мы будем должны платить больше ясака13, и ещё они будут забирать у нас коней. Женщина сокрушённо покачала головой.
– Может нам лучше уйти в дальние степи к Яику, туда им не дойти? – Поинтересовалась она у мужа.
Лицо Аиткула стало хмурым.
– Сегодня в степи неспокойно, не так, как было в прежние времена. Прибыльщики14 из Москвы требуют всё больше и больше налогов в русскую казну. Он знал, что новое известие о налогах обязательно вызовет у башкир недовольство и приведёт к насилию и смуте.
Откинув полог, на пороге тирмя показался мальчик- подросток, сын хозяина стойбища Зиянгир. Едва он успел приподнять полог, как тут же следом за ним, поднырнув под руку брата, выбежала девочка лет пяти – дочь Аиткула и Гуляйзы. Быстро и проворно подбежав к матери, она ухватилась одной рукой за подол её платья и внимательно стала наблюдать за всеми, не произнося ни слова.
На вид Зиянгиру было около двенадцати лет. Круглолицый, с крупными веснушками по всему лицу и оттопыренными ушами, которые из-за короткой стрижки топорщились ещё больше. Как и отец, был одет в длиннополую верхнюю накидку, подпоясанную длинным кушаком15. В одной руке он держал такую же шапку, как у отца, а в другой у него была камсы16. На ногах его были ката17. Одежда явно великовата, наверное, она досталась ему по наследству от старших мужчин семьи, причём шапка, когда он надел её на голову, постоянно съезжала мальчику на глаза, и он был вынужден время от времени поправлять её, но это ничуть не смущало его. Он деловито заправил камсы за пояс и, подойдя к настилу, так же, как и отец, получил из рук матери чашку свежего парного молока.
– Атай18, – сказал Зиянгир, осушив чашу и обратившись к отцу. – Рыжий мерин19 вчера захромал. Вечером ведя лошадей к водопою, Зиянгир вдруг заметил, что один