Мы довольно переглянулись, и я сказал:
– Солдатская находчивость!
– Молодцами, молодцами. Побольше бы нам таких солдат! Ну ничего, Москва не Питер, матросни здесь нет, не в обиду гардемаринам будет сказано…
– Отчего ж в обиду, – сказал Петр, и мы рассказали, что матросы творили в феврале в Питере, о бунте на крейсере «Аврора», а еще прошлым летом в Кронштадте. Прапорщик в свою очередь поведал о настроениях в запасных полках.
На подходе к Арбатской площади мы увидели у Художественного электротеатра толпу разномастных шинелей: черных студенческих, светло-серых у гимназистов и цвета зеленого лука на учениках реальных училищ. Толпа гудела, все норовили попасть в здание. Как пояснил Петров, там запись добровольцев. У электротеатра он сказал, что ему надо кого-то повидать, а я взял у Петра ведра, моя очередь, и мы пошли в училище.
У входа толпились юнкера, в основном из школ прапорщиков. Офицеров почти не видно. Петька командным голосом сказал мне:
– Расстегнись!
– Мне не жарко, – буркнул я, недовольный его тоном и не понимая зачем.
– Ворот расстегни! – сказал он, расстегивая у себя крючки и открывая напоказ тельник. – А то опять примут за революционных солдат.
– А так за революционных матросов, – хмыкнул я, однако расстегнулся.
– Объясним.
Думаю, ему нравилось объяснять, что мы гардемарины. Не скрою, и мне. Не знаю уж, сознавали мы или нет, но, выставляя тельники, мы как бы выделяли себя. Мальчишеская бравада? Ведь хотя мы и побывали на войне, мы оставались мальчишками, такими же как воробышки, среди кого мы оказались. Впрочем, и сейчас, на склоне лет, мальчишка во мне жив, что дает моей жене повод называть меня «вечным гардемарином».
Подойдя к дверям, Петр гаркнул: «Расступись!» Я в свою очеред: «Дорогу красному борщу! Обварю!» Народ расступился, а какой-то студент, по петлицам – универсант, вслед поинтересовался:
– А почему красный?
– А потому что со свеклой! – огрызнулся Петр и, обернувшись ко мне, прошипел: – Еще бы «большевистский» сказал!
Борщ оставили на входе у дежурного, предупредив, что прислан женой полковника Мартынова, дабы опять не подумали, что он с каким-нибудь ипритом или льюизитом, и спросили, к кому нам обратиться. Дежурный неопределенно махнул рукой. В коридорах толчея, но спросить не у кого, а те, у кого спрашивали, отвечали – запись добровольцев в электротеатре. Мы буркали, что мы не добровольцы. Наконец увидели объявление, что собрание офицеров Московского гарнизона в Сборном зале.
– Идем, заодно увидишь, – сказал Петр. – С нашим Столовым не сравнить, но неплох.
У дверей переминалось несколько юнкеров. Мы заглянули, но и в зале одни юнкера. У стола стояли три офицера, а со стола что-то с пафосом вещал какой-то генерал.
– А где ж офицеры собираются? –