И больше ничего. Кира немного стеснялась признаться даже себе, что она осталась глубоко равнодушна к сексу. Асексуальность – так, кажется, это называется. Все потуги мужа в определенных ситуациях были ей немножко смешны – сопение, торопливое расстегивание штанов, сбившееся дыхание то ли от возбуждения, то ли как следствие ранней одышки и нездорового питания. Она всегда была неприступна и холодна. Как та далекая голубая луна на небосклоне, которая мерцает своим холодным светом, серебрит, будоражит воображение, но… не греет. Однако пойти на уступку мужу в этом вопросе было для Киры так же естественно, как сварить борщ или пожарить картошку. Услуги сексуального содержания входили в немногочисленный перечень того, что она решила отдавать Вадиму, чтобы не потерять его окончательно, чтобы он не ушел ненароком к одной из тех неприхотливых, но очень коварных молодых бабешек, с которыми периодически развлекался в постели. Она прекрасно чувствовала их типаж. Вадима возбуждали простота и тело. Ну, с простотой все понятно – Кира его передержала. Это очевидно. С телом тоже вроде бы все прозрачно. Глянец постарался, воспитав в нас понятие красоты, выраженное в высоких скулах, полных губах на пол-лица, разрезе глаз, определенных пропорциях тела. Кира не умела ревновать. Она до сих пор так и не могла ответить на вопрос, чего в этом было больше – чувства превосходства над этими наспех сколоченными в угоду глянца молодыми женщинами или отсутствия какого-то важного гормона, который отвечает за собственные границы, безопасность и прочие вещи. Ночью под одеялом она, конечно, тяготела к красивому ответу – не ревновать ей помогает уверенность в себе. Думать про нелюбовь к Вадиму было отчего-то невыносимо. Кира совокуплялась с ним из чувства долга и своего представления о том, какой должна быть хорошая жена. Логично, раз она решила стать такой для Вадима. В какой-то момент муж устал и от этого, несправедливо решив, что это его вина. Не пробудить ему жену от сна. Это возможно только в сказках. Как он угадывал равнодушие Киры в этом вопросе, ее брезгливое отношение к их слиянию? По выражению лица, статичной позе, по тому, как она изображала страсть в самые интимные мгновения их близости? Но она ни разу не отказала ему. Ни разу… Она впускала его в себя, послушно раздвинув ноги так, как преданная жена впускает в собственный дом своего загулявшего мужа – обреченно, безрадостно, апатично. Но все же впускала… И он был ей благодарен за то, что не заставляла сидеть в тупом, безучастном ожидании на лестничной клетке. Ему было бы во сто крат тяжелее, пока он ее любил.
– Как ты сегодня провела свое время?
Она весело улыбнулась и погладила его по руке:
– Отлично, милый!
Он облегченно вздохнул: ну что ж, это хорошо, что она сегодня в благодушном настроении, не всегда так бывает в ее день рождения. Ох, не всегда…
Подарок
И вот наконец свершилось! Сегодня ей исполнилось
