– Ахама, хама, хама, – бормотал он размягченно. – Сейчас поедем.
Это он сказал своим молодым людям.
А мне сказал:
– Пока, Хвощинский. Учи чукотский язык. Скоро увидимся.
Глава III
Серый пакет
А утро уже кипело – июльское, нежное. И к окну не надо было подходить, так нежно пахло листвой. Но Юренев! «Учи чукотский язык! Скоро увидимся!»
Все во мне протестовало против этих его слов.
Правда, при этом мне было бы крайне затруднительно объяснить, зачем я, собственно, сюда приехал. А ведь зачем-то приехал, зачем-то вышел из вагона здесь, а не в Иркутске, например, не в Благовещенске, и не в Хабаровске. Как мог Юренев знать, что я приеду?
Провидец, подумал я с раздражением.
Проветрив, почистив номер, я принял душ. Впрочем, какое-то равновесие все равно было нарушено. Неприятнее всего подействовал на меня фокус, проделанный Юреневым с сигаретой. С рецензиями ладно, не так уж трудно понять, что писатель, только что выпустивший большую книгу, итог многих лет, не может не интересоваться отношением к ней коллег и читателей. Но заранее снятый номер, эти странные телефонные отсылки…
НУС, решил я.
Это НУС.
И Козмин, и Юренев, и Ия, все они всегда гордились созданием своих рук – сверхмощной, перерабатывающей любую информацию, системой. К пресловутому Нусу Анаксагора НУС, понятно, не имела никакого отношения. Нус Анаксагора – это существо, даже не существо, конечно, а некое естественное организующее начало, без которого невозможны серьезные логические построения, а НУС Козмина-Екунина – всего лишь машина. По крайней мере, я считал так, а большего мне не объясняли. Никто на Земле не знает того, что знает все общество в целом, а вот НУС может знать. Она может знать даже нечто более значительное: например, то, о чем не догадываются специалисты, то, что не может быть объяснено действием никаких природных сил. Юренев всегда был склонен к подобным вещам, отсюда и его провидческие способности.
Почему я так раздражен?
Это сны, подумал я. Сны, отнимающие у меня силы. Опять придет ночь, я усну, и опять, в который раз, буду выдираться из убивающих снов.
Думать об этом не хотелось. Хотелось кофе.
Терпеть не могу дежурных, швейцаров, горничных, но я переборол себя, взялся за телефон.
– Кипятку? Вам? – удивилась дежурная по этажу. – Вы хотите сделать кофе? Сами?
– Что ж тут такого?
– Может, лучше принести кофе?
– Пожалуй, лучше, – решил я, вовремя вспомнив предупреждение рыжей администраторши.
На положении иностранца… Я ведь нахожусь тут на положении иностранца… Такое можно услышать только у нас.
Но в кофе дежурной по этажу я не верил. Какая-нибудь гостиничная бурда из растворимых и нерастворимых остатков…
В дверь постучали.
Так быстро?
Дежурная оказалась пожилой, сухонькой. Я видел ее ночью, она тоже пряталась за спиной Юренева.
– Вот кофе, – сказала она, осматриваясь так, будто хотела застать в номере еще кого-то.
Я