Мой ответ заключался всего в двух словах. Лешка изменился в лице. Медленно опустился на ступеньку лестницы, сел, согнув ноги в коленях, свел в замок пальцы на уровне рта:
– Та-ак. Значит, все-таки доигрались. Воробей знает?
– Нет.
– Скажешь ему?
– Нет. Может быть… Леш, я не знаю!
«Если скажу, то Лебедев – он же правильный! – пойдет к моей матери, а та его растерзает. Разберет на части, раздерет на куски, и вся его аспирантура, карьера, да вся его жизнь покатится к черту. А я так не хочу».
– Я так понимаю, тетя Наташа тоже не в курсе? – Лешка вскидывает на меня глаза.
Тетя Наташа – это моя мама в терминах Леши. Жесткий характер, работала в министерстве по финансовой линии, что подразумевало частые командировки, и была на короткой ноге с деканом Плехановского. В жизни мамы было и есть ровно три принципа: «Не стоит волновать папу по пустякам, у папы больное сердце», «моя дочь должна сама хорошо учиться» и «кто обидит мою дочь, тому лучше сразу наложить на себя руки».
– Леш, ты мою маму знаешь? – Я отворачиваюсь и принимаюсь отскребать от перил красное пятнышко краски.
– Мм. Ну, значит, будем врача искать.
– Даже не думай! – Тон у меня был такой, что Лешка вздрогнул. Поднял голову, посмотрел на меня:
– Почему?
Я молчала.
– Почему, Ди?
«Почему? Потому что я его просто люблю. А он меня – нет. Ну и пусть».
Вместо ответа пожимаю плечами. Лешка еще с минуту глядит на меня, потом переводит задумчивый взгляд на старую выбоину на бетонной ступеньке:
– Ну, тогда мы с тобой можем пожениться.
– И что? – Облокотившись на перила, уставилась вниз, в темный проем, образованный сводами лестниц. – А потом-то что, Леш?
– Без понятия, – он покачал головой. – Так жениться, конечно, я не хотел. Но, может, я убью Воробья? А может, всё как-то само исправится.
– Исправится? Само собой? – поразилась я. Обернулась: – Это как? Ты о чем говоришь?
Лешка смотрел на свои руки:
– Не знаю. Но если поход к врачу исключен, то тебя нужно прикрыть. И вариант у меня только один. Давай поженимся, Ди…»
– Ди?
– Что? – поднимаю глаза, разглядываю Лешкино лицо в мониторе компьютера. Зеленоватые блики прыгают и дрожат, Панков слегка прищуривается:
– Я так и не понял, ты седьмого вечером дома будешь?
– Да, наверное. То есть да. Да, Леш, точно буду, – с трудом выбираясь из воспоминаний, несколько невпопад отвечаю я.
Леша упирается кулаком с кольцом в щеку и внимательно глядит на меня. Причем, смотрит так долго, что, кажется, даже фон за его спиной начинает рябить. Наконец, спрашивает:
– Слушай, у тебя точно все хорошо?
– Точно, – подтверждая своё «да», опускаю вниз ресницы.
– Понятно. Видимо, с некоторых пор твоя любимая фраза,