Седан, расстегнув клапан револьверной кобуры, решительно шагнул за «ночной феей» порока и греха. Узкий проход, освещаемый тускло смердящими керосинками, напоминал своды каменистого грота или лаз. На дощатых, с запахом клопов и плесени стенах были натянуты потрепанные шелковые гобелены. Она привела его в свою комнатушку. Стала не спеша, смакуя каждое мгновение раздеваться. Он молча смотрел на нее. Затем отвернулся, чтобы не осквернить свою память. В следующий момент его грубо схватили. Шею французского полковника сдавила чья-то потная, сальная пятерня. Почти не испугавшись, он врезал стоящему позади «датским дуплетом»: отклонив корпус, нанес удар локтем в солнечное сплетение, а ребром ладони в перчатке (опустившись ниже) попал в промежность. Бандюга глухо взвизгнул. Пятерня на мгновение разжалась. Тогда Анри, ослабив шнур плащ-накидки, сковывающей движения, свалил верзилу в жилетке точными боксерскими ударами. Тот завалился на гнилой дощатый пол. При падении то ли смачно хрюкнуло, то ли отрыгнуло… Проститутка, полуобнаженная и прекрасная, истерично завизжала. «Merde! Hershel la mi, mo due!» – Седан пригрозил ей бельгийским браунингом. Он тут же вспомнил последнюю беседу с капитаном Мишо из «двойки». Тот пообещал ему, что «будет присматривать». Стало быть, если выстрелить в дощатый потолок или издать трель офицерским свистком, сбегутся его агенты. Прибудет военная жандармерия – знаменитые «белые канты». (К концу 1916 года, по приказу президента Французской республики Клемансо, жандармы и колониальщики расстреливали каждого десятого в тех частях, что отказывались идти в бой.) В следующий момент он ощутил приставленный к виску холодный металлический предмет. Это был безо всякого сомнения – ствол…
– Не надо дергаться, мосье, – произнес ровный молодой голос по-французски. – Можно