Было тихо. Хотя откуда-то налетали шепотки и скрипы, в дверях колыхались портьеры или мельком, в отблесках утаиваемого света, появлялись и пропадали темные фигуры. Свеча слуги выхватывала из темноты черные ленты, протянувшиеся над притолоками.
– Неудачный день, – сказал Мёленбек, – долгий траур по королю.
Коридор окончился ступеньками.
Слуга поднялся, придерживаясь свободной рукой за вьющиеся спиралью перила.
– Следуйте за мной, господин цайс-советник.
Второй этаж был полон людей. Из-за обилия темных одежд в полутемной, с редкими вкраплениями тусклых свечей анфиладе они казались тенями. Поблескивали украшения и ордена. Шаркали подошвы, шуршала ткань. В бокалах на узких столиках стыло вино.
Шепотки вились под сводчатыми потолками.
– Тела так и не нашли…
– Она еще храбрится, бедная девочка…
– Говорят, Второй кнафур идёт к столице, и если их не перехватят…
– Вести неутешительны, моя дорогая…
– Паргид, я полагаю, не продержится и недели…
Появление слуги вызвало некий переполох и заставило шепотки испуганно истончиться. Тени раздались в стороны, пряча глаза в пол, и Лёшка был только рад миновать их побыстрее. Бледные лица, тонкие пальцы, узкие ниточки поджатых губ.
Трусы! – подумалось ему. Какие трусы!
– Через три месяца большинство из них присягнёт Шикуаку, – сказал Мёленбек.
Анфилада закончилась коротким переходом.
Караул в арке приветствовал их дробным стуком сапожных каблуков.
– Здесь, господин цайс-советник, – поклонился слуга.
Еще один коридор. Двери. Двери. Поворот и – неуместное, невозможное в общем трауре солнце, золотым пятном застывшее на полу. Штора отдёрнута.
Лёшка даже зажмурился.
Ближайшая дверь приоткрылась, плеснув изнутри светом и возбужденными голосами.
– Солье?
Вышедший в коридор мужчина в коротком чёрном камзоле, казалось, схватил Лёшку за невидимый рукав. У него были резкие черты лица, не отталкивающие, но и не приятные. Глубокие морщины, идущие от крыльев крупного носа, стягивали губы в желчный полумесяц. Иссиня-чёрные волосы серебрились на висках.
– Как она? – спросил Мёленбек.
– Сам увидишь.
Наполненная светом комнатка оказалась мала. Все её богатство составляли высокие, до потолка, шкафы с книгами и свитками, утыканная свечами, низко подвешенная на цепи железная люстра и стол в центре. На столе была расстелена ломкая, вручную отрисованная карта, с одного края прижатая несколькими томами в кожаных переплётах и – по диагонали, на другом конце – подносом с пузатой бутылкой темного стекла и бокалами.
Люди, склонившиеся над картой, водили пальцами по пунктирам и линиям тропок и дорог и пытались перекричать друг друга.
Людей