– А сколько их, Шалок? – спросил Мёленбек.
– В гарнизоне – двести. Часть я отправил за крепостную стену – охранять крестьян, спешащих укрыться в Паргиде.
– А в казармах? – Мёленбек (а вместе с ним и Лёшка) повернулся к капитану гвардии.
– Тридцать семь, – хмуро ответил тот.
– Александра… – произнёс Мёленбек.
– Господин Солье, – торопливо произнесла девушка, – посмотрите, вот здесь, здесь узко…
Она прижала пальцем бумажную складку.
– Александра, – терпеливо и мягко, как маленькому ребенку, пытаясь завладеть его вниманием, повторил Мёленбек, – послушайте моего совета: защитить Паргид невозможно. Вам нужно бежать. Я могу открыть…
– Господин цайс-советник!
Голос прозвенел струной, но Лёшке показалось, что Гейне-Александра сейчас расплачется. В ее темно-синих глазах дрожала влага.
– Алек…
– Я не могу сбежать от людей, которые мне верят!
Сказав это, принцесса отвернулась – щёлкнули по плечу стянутые в хвост волосы.
– И она осталась, – вздохнул Мёленбек. – Я не смог спасти её, Алексей. Хотя желал этого всем сердцем.
Белый туман затопил комнатку, растворил в себе стены и стол, но тонкая фигурка, обиженно отклонившая, одинокая, какие-то мгновения ещё стояла у Лёшки перед глазами.
– А теперь я покажу тебе Скрепы, – сказал Мёленбек.
Земля проступила сквозь дымку и понеслась под Лёшкой, вспухая холмами и коричнево-зелёным, с пятнами полян и вырубок лесом.
Через горы Лёшку перекидывало как через барьеры, речки посверкивали лентами. Но красноватый песок скоро рассыпался, разлетелся повсюду, перемежаясь с каменистыми участками и узкими трещинами ущелий.
Нитки дорог, грибки круглых крыш, тонкие, прерывистые линии защитных стен, полузасыпанных, погребенных.
– Это Шамигха, – сказал Мёленбек. – На давно забытом древнем языке – Кровь земли. Мы уже пролетали эти места. Но теперь возьмём севернее.
С высоты казалось, рыжий океан катит куда-то бесконечные волны.
Словно из пучин поднимались скалы, темнели перекаты и дикие берега. Караваны мохнатых животных плыли по пескам медленными, неуклюжими, нагруженными кораблями. Несколько крепостей башенками обступали оазисы.
Затем песок кончился, и, вся в щетине черного кустарника, потянулась каменистая равнина. Бурная река, извиваясь, пересекала её наискосок.
– Скрепы, – сказал Мёленбек.
Гигантские дуги, уходящие в небо и смыкающиеся с землей где-то далеко за горизонтом, Лёшку ошеломили. Они были словно бивни или рёбра издохшего исполинского мамонта, а, может быть, и слона, на котором когда-то держался этот мир. Лёшка насчитал их пять, равноудалённых друг от друга, но, возможно, Скреп было больше.
Каждая – диаметром метров в пятьдесят.
Приблизившись,