Я продолжал любить Лялю еще несколько недель – до встречи с другим не-мальчиком.
Первый театр
В Одессе мне удалось побывать в театре. Конечно же, детей до двух лет в театр, пусть даже и детский, не пускали, но у меня оказался блат: тетя Фаня, которая продавала в театре мороженое. Тетя Фаня провела нас с мамой в фойе, когда спектакль уже начался. Вначале она положила в вафли мороженое и дала мне его полизать (как я понимаю, бесплатно), а потом спросила, не хочет ли мальчик посмотреть сказку? – «я проведу».
Мама засомневалась, стоит ли, но мы уже шагнули в темноту, где светилась только сцена, окрашенная сине-фиолетовым светофильтром. На сцене царствовало зло: там беспощадный Кощей отдавал приказы своим прислужникам в серых костюмах и с хвостами. Я понял, что не могу допустить распространение зла, что его следует остановить, и, страшно разгневанный, вырвался у мамы из рук, топнул ногой и грозно закричал.
Кощей непроизвольно посмотрел в зал, и я стал орать еще сильнее, пока не раздались крики: «Немедленно выведите ребенка из театра». Смущенная мама, наконец, отловила меня и быстренько выскользнула за дверь. Мы едва попрощались с тетей Фаней и отправились домой.
По дороге мама успокаивала меня тем, что все в сказке кончится хорошо, да уже и сейчас все хорошо, потому что Иван-царевич… Но в том-то и дело, что в этой ситуации, когда всю историю мне не читали, а показывали, я сам должен был противодействовать живому Кощею, а не дожидаться появления Ивана-царевича, выход которого в начале действия я пропустил, а потому не успел полюбить.
Следующий раз меня повели в театр нескоро – через три года, мне уже исполнилось пять, но зато это был «Маскарад» Лермонтова. О нем я тоже расскажу – в свой черед.
Переезд
В Одессе мы прожили недолго. Я даже не научился узнавать мадам Винокур, которая вошла в наши семейные предания во многом потому, что сразу же опознала во мне древнегреческого бога Аполлона, хотя, по мнению бабушки, тут не требовалось особой проницательности.
Родителей распределили на работу во Львов, папу – в университет, маму – в мединститут. Сборов я не помню, запомнил только, что мамины и папины руки были заняты при посадке в поезд, поэтому меня несла бабушка.
Добирались мы с пересадками, самая долгая пересадка была, кажется, в Киеве. Тут в комнате матери и ребенка на вокзале я встретил свою вторую после Ляли любовь.
Имени этого второго не-мальчика я не узнал, но на какое-то время мы сошлись для игры, потому что я заметил в темном углу крохотный детский стульчик, никем невостребованный, и стал делать вид, что это хорошая игрушка.
Девочка сразу приняла мои условия, и мы вместе