Потом мы занимались с братьями – ну, не альпинизмом, конечно, но туризмом со скалолазанием. Мы два или три раза были на Кавказе за время учёбы в университете и лазили там по горам с восторгом. Это было настолько увлекательно, что если бы иначе сложилась моя жизнь, то я бы безусловно была бы и геологом, и альпинистом. Потому что мне всё это страшно нравилось.
Но мы, будучи студентами, и подрабатывали постоянно. Например, раскрашивали на кинофабрике технические фильмы. Такой станочек, очень сильная лампа и под лупой надо было раскрашивать в кадре какое-нибудь пространство под поршнем. Разрисуешь кадр, протягиваешь плёнку, и – новый кадр. И всё это кисточкой № 1, где 2-3 волоска. Но у меня глаза были – как у коршуна, я могла всё, что угодно.
– За эту работу хорошо тогда платили.
– А вы говорили, что у вас имение было. Это всё пропало?
– Имение? Так это до революции было.
– Ну там, какие-нибудь бриллианты фамильные.
– Бриллианты? (Смеётся). Ну, у мамы, наверное, были бриллианты, но это всё было продано в начале…
У меня было два кольца. Одно кольцо с тремя бриллиантиками. А второе – золотое, – но ерунда такая. Когда Георгий Васильевич умер, я отдала всё ребятам.
Так что единственный «бриллиант», который у меня остался – вот у меня на пальце – разрезанная железка. Это в Норильске я купила, мне захотелось иметь чёрное кольцо. Рабочие мне его чуть подрезали, и я носила. А теперь я его едва надеваю через свои распухшие суставы. Я привыкла носить на пальце кольцо. Когда на мне нет кольца, мне кажется, что я ещё не одета. (Смеётся).
Игорь Борисович Паншин:
– Вавиловский Институт был замечательный, и кадры там были великолепные. Жили мы в квартире, расположенной в самом здании Института растениеводства, на углу Мойки и Невского, так что я имел счастливую возможность знать и наблюдать многих выдающихся учёных. Это и сам Н.И. Вавилов, и его заместитель Жуковский, и В.Е. Писарев.
О каком-то серьёзном знакомстве с Вавиловым говорить, конечно, не приходится. Встречи были довольно-таки минутные. Только один раз я был у него дома, на квартире: отец послал за какой-то книжкой или, наоборот, отнести её Николаю Ивановичу. Больше приходилось сталкиваться на работе. Впечатление он производил самое приятное. Очень быстрый, всегда в хорошем расположении духа, без конца что-то рассказывал, обязательно вокруг него народ собирался. И всегда нас поругивал за то, что мы делаем мало открытий: «Делайте больше открытий!» – требовал Н.И. Вавилов.
Смутное время началось в 34-35-м годах, с появлением в институте Лысенко и его сближением с Презентом. К Вавилову зачастили всякого рода комиссии, ревизии. Николай Иванович очень выдержанный был человек, но это, как я слышал от отца, действовало на него удручающе. Тучи над институтом сгущались. В 1935-м уехал в Москву и перешёл на работу в Институт свекловичного полеводства отец. Тогда