Одним из литературных образцов, на который был ориентирован автор «Казанской истории», явилось «Сказание о Мамаевом побоище»382. Однако вовсе не этим обстоятельством обусловлено возникновение структурного параллелизма названных произведений. Их структурно-типологическое сходство вызвано единством предмета описания, а значит, и языка описания в рамках единой картины мира.
Перейдем к решению основной задачи данной главы: на примере наиболее показательных текстов, «Сказания» и «Казанской истории», рассмотрим вариант реализации структуры жития-мартирия в воинской повести. («Повесть о прихожении Стефана Батория…» дает типологически сходный материал. Следует также заметить, что «Сказание» – лишь один из памятников куликовского цикла. Кроме него, туда входят краткая и пространная летописные повести, «Задонщина». Однако мы не ставим специальной задачи привлечения указанных произведений, так как они не содержат дополнительного материала, вносящего качественные изменения в описание интересующей нас жанровой структуры.)
В сюжетно-тематическом плане «Сказание» – цельное и однородное произведение. Этого нельзя сказать о «Казанской истории». Сочинение сложно не только в сюжетном отношении. Д. С. Лихачев показал, что его автор постоянно нарушает правила литературного этикета при описании русских и казанцев, что, в свою очередь, ведет к нарушению единства точки зрения в произведении383. Мы не будем касаться данной проблематики. Наша задача – рассмотреть прежде всего этикетные фрагменты текста, то есть такие, где Иван Грозный и русские воины представлены в идеальном свете. Не входим мы также в проблему исторического комментария к этому произведению – для нас она не столь существенна. Как и в предыдущих случаях, мы отдаем приоритет анализу семантики текста. При этом важно раскрыть сами механизмы построения интересующего нас сюжета.
Оба памятника заключают в себе ярко выраженное религиозно-агиографическое начало, ментальность мученичества. Вызвано это наличием в сюжете мученического конфликта.
2.6.1. Описание внешнего врага
Конфликт предполагает присутствие участвующих в нем сторон. В качестве противника христианства, мучителя выступает внешний враг.
В «Сказании» это «поганые» татары («агаряне») и «безбожный», «свирепый зверь» (в молитве князя Дмитрия384) Мамай, «еллинъ (язычник) сый верою, идоложрецъ и иконоборецъ, злый христьанскый укоритель»385. Данная характеристика должна была вызвать у средневекового читателя ассоциацию с первоначальными временами христианства, когда последователи Иисуса Христа подвергались массовым гонениям и преследованиям. Закономерно, что автор уподобляет Мамая римскому императору Юлиану Отступнику. Косвенно Мамаю даже приписывается желание пленить Иерусалим386. Он наследник политики Батыя. Старые татары рассказывают ему, «како пленилъ Русскую землю царь Батый, какъ