Состояние усобицы, войны было почти непрерывным как для Киевской, так и Московской Руси290. Описывая фигуру князя в литературе ХIХIII веков, Д. С. Лихачев замечает: «Главные добродетели князя – быть “величавым на ратный чин”, быть готовым жертвовать своей жизнью за свою честь, за честь Русской земли, мстить за свой “сором” или “сором” Руси»291. Но не только князю предписывалось быть воином. В годину опасности на защиту своей земли становился каждый, кто мог держать оружие. Судьба воина – походы, ранения, гибель на поле брани – типична для человека Средневековья. «Дивно ли, оже мужь умерлъ в полку ти»292, – писал Владимир Мономах своему врагу, князю Олегу Черниговскому, прощая его за убийство в усобной схватке своего сына. «Аще и брата моего убилъ еси, то есть недивьно, в ратех бо и цари и мужи погыбають»293, – обращался к нему и брат убитого, князь Мстислав. «Аще мужь убьенъ есть на рати, то кое чюдо есть?»294, – звучат сохраненные летописцем слова Даниила Галицкого, доказывая нам, что подобные выражения были распространенными и типичными в Древней Руси. Ср. русскую пословицу: «Солдату умереть в поле, матросу в море»295.
Итак, воин – фигура для Средневековья абсолютно типичная и репрезентативная в той же степени, как, например, и фигура монаха.
Монах – герой «жития», воин – герой «воинской повести». «Житие» – жанр церковной письменности, историческую «воинскую повесть», как было отмечено, принято относить к разделу мирской литературы. Несмотря на то что названные типы повествования разведены по разным сферам письменной культуры, есть несомненный смысл в том, чтобы сравнить образы воина и монаха, равно как и их жизнеописания в древнерусских текстах.
Казалось бы, что общего между воином и монахом? Первый живет в миру, он может быть и князем, и боярином, и земледельцем, и ремесленником. Пока нет войны, каждый занимается своим делом. Второй, совершив постриг, отрекается от всего мирского и не принадлежит более к миру живых, он принял звание «живого», «непогребенного мертвеца». Отвергшись от мирских путей, монах избирает путь, ведущий в царствие небесное.
Путь монаха резко отграничен от пути человека мирского, в том числе и воина. «Яко же бо нелепо мертвец на конь всажен, тако же и мних власть в мире прием: но овому свое есть, еже во гробе вложится, овому же, еже в келии затворився плакати грех своих и всячески нудитися, еже удалитися всего честнаго в мире сем. Аще ли мертвый на коне, инок же власть держа, то обое кроме естества. Мирскому бо мирская подобает строити, а иноку иноческий путь правити»296, – поучал иноков Кирилло-Белозерского монастыря Иван Грозный.
Чернецу запрещено одевать воинскую одежду (как и любую другую, кроме монашеской297) и брать в руки оружие298. Он не должен иметь «ни тула, ни меча, ни шлема, ни копия <…> (понеже ему не дано то, ни повелено от сотворшаго вся того держати)»