Еще я научился ее кормить. Кормить маленьких очень просто, только надо знать как. Я вас могу научить, мне это запросто, а вам вдруг пригодится. Надо дождаться, пока все заснут, все-все дома должны заснуть. Потом пойти в прихожую, где висят всякие одежды больших, и залезть в папин карман. Там почти всегда что-нибудь бывает. Ведь папа – он хотя всегда злился и ругался и никогда не был, как мама на фотографиях, с золотыми волосами, а всегда смотрел так, как будто сейчас стукнет, – папа всю жизнь всех нас вез на своем хребте, и мы были для него дармоеды и проглоты, то есть те, кого ты хочешь накормить, и поэтому пашешь на дядю как вол. Я никогда не видел папиного дядю, но он иногда давал папе деньги за то, что папа пахал, чтобы можно было купить еды и водки. И водки папа покупал, а еду иногда забывал купить, потому что невозможно же все помнить, если ты еще и работаешь. Ну вот, надо залезть в папин карман и взять оттуда сколько-нибудь денег, и спрятать их как-нибудь поинтереснее, например в носок, который у тебя на ноге. И можно смело идти спать. А когда будет утро, надо потихоньку выбежать из дома, очень быстро прибежать в магазин и там купить какую-нибудь такую еду, чтобы была длинной, а не короткой. Ну, знаете, чтобы не сразу все сжевать, а чтобы и на потом осталось. Например, хлеба одну буханку и молока один литр. Во еда! Очень надолго хватает, на целый день, и Сестренка не плачет, и мама не очень злится.
А когда она выросла и стала все понимать, что я ей говорю, – вот тогда-то стало здорово! Сестренка стала совсем обалденная. Можно было ей сказать: не реви, еды сегодня нет, завтра еда будет, завтра, и она раз – и переставала реветь. Можно было с ней вместе идти во двор и сколько угодно кататься на качелях. Она очень прикольная стала, вообще отпад. Можно было ей сказать: ты не смотри, что чужие дети смеются и тычут пальцами как припадочные, это они не над тобой смеются. А просто – смотри, у тебя же вон пальто разодрано сзади. Смешное такое пальто, да? И она понимала