Не обижайте Здыхлика. Людмила Станиславовна Потапчук

Это такие красивые картинки для запоминания. Потому что вот наши старшие братья и сестры, которые уже давно-давно живут отдельно и не сидят на шее у мамы и папы, и не сосут из них кровушку, как зловонючие пиявки, а наоборот, иногда подкидывают им на хлеб, на водку, – старшие сами умеют помнить, какая раньше была мама, потому что когда она была такая, они уже были умные и умели запоминать. А я откуда могу это помнить, если я был еще глупый и умел только плакать, а то и вовсе меня еще не было. Ну, это я не знаю, как так меня не было, это старшие все врут, наверное. Они вообще много врут, а потом все равно признаются. Наверное, я все-таки был, сидел где-нибудь под шкафом или еще где, но был такой маленький и глупый, что про это и говорить стыдно, поэтому-то все они и твердят в один голос: не было, не было. Где-то был, но как бы и не было. Ну, пусть будет, что не было, ладно уж. Я вообще спорить не люблю.

      Да, я про чего? Я про фотографии. Это такие специальные запоминальные картинки, чтобы те, кто раньше был маленьким и глупым, сами увидели глазами, какими были в то время старшие и умные. Потому что люди ведь все время меняются. Бывает, что сначала они красивые и улыбаются, и одежда у них красивая, и лицо, и вообще, а потом они сморщиваются, глаза у них становятся маленькими и злыми, щеки начинают свисать и зубы теряются постепенно, и под ногтями черное. Я думаю, что на самом деле бывает и наоборот – что сначала люди такие противные, со смятой кожей, и шеи у них как сапоги, а потом они раз – и разглаживаются, и глаза у них блестят и добреют, и зубы вырастают во рту, и пахнут они лучше, чем раньше. Я такого никогда не видел, но это же не значит, что так не бывает.

      Вот на старых-старых фотографиях мама знаете какая? Как принцесса из сказки, прямо чтоб я сдох. У нее волосы сделаны из золотых нитей. Это не очень видно, если фотографии черно-белые, но угадать все равно можно. Мне иногда кажется, она на самом деле принцесса из сказки, поэтому ей так плохо в нашей квартире, и в нашем дворе, и вообще в нашем мире ей плохо, вот она и пьет и пьет из бутылки, пока ей не станет хорошо. Только когда ей хорошо, она никого уже не видит. А когда видит, значит, ей плохо, и подходить лучше не надо, а то будет драться. Люди, когда им плохо, часто дерутся. Не потому, что они злые, а потому, что им же плохо.

      Вот когда Сестренка была еще как слепой котенок, мяукала в своей кроватке, писала когда хотела и не туда, куда нужно, и вообще была такой глупой, что я уж думал, она такой и останется навсегда, мама была как на фотографиях, хотя и не совсем. У нее были волосы как из золота. А что такое золото, я-то уж знаю, у мамы тогда еще было такое кольцо, специально из золота, оно было цветом как пиво в бокале. Мама с папой тогда часто покупали пиво, и бокалы у нас еще были. Они были как тюльпаны. Правда, тюльпаны – они, если их швырнуть о стену, не заплачут и не разобьются. Они просто тихо обидятся и завянут навсегда.

      Вот и мама стала вянуть, как тюльпаны. И волосы у нее посерели и стали выпадать и теряться, а если и находились, обратно уже не прирастали. И под глазами появились синяки, которые никак не проходили, не то что раньше.