Юлон просил об утверждении его на царстве и обещал за то предоставить в распоряжение России все рудники, бывшие в Грузии, и до «последней капли крови» служить воинству российскому.
Полагая, что с содействием супруги Юлона можно будет скорее убедить его ехать в Россию, князь Цицианов писал ей, что царевичу нет другого исхода, как ехать в столицу по приглашению императора Александра.
«Умоляю вашу светлость, – писал князь Цицианов[80], – на коленях стоя и лобзая руки светлейшей царевны, сестры моей вселюбезнейшей, да соединит с моею и свою просьбу к светлейшему царевичу супругу своему, чтобы он внял совету человека, к его светлости душевно привязанного и к собственному его самого благу преподаваемого».
Оставаясь, однако же, в Имеретин, Юлон и Парнаоз не решались приехать в Тифлис, несмотря на просьбы князя Цицианова и на полученное ими, через князя Абашидзе, письмо главнокомандующего.
Князь Абашидзе, посыланный несколько раз в Имеретию, должен был просить там содействия некоторых преданных нам лиц к убеждению царевичей вернуться в Грузию. Митрополит кутаисский Досифей, салтхуцес князь Зураб Церетели, сардар князь Кайхосро Церетели, Георгий и Давид Цилукидзе и многие другие имеретинские князья упрашивали царевичей, но те отвечали отказом.
«…Отобрано от нас древнейшее царство, – писали они между прочим князю Цицианову, – а теперь и жизнь нашу лишают свободы; если человек есть Бог, то он должен быть милосерд к смертным, а если и он смертен, то ему не следует забывать свою природу, ибо велик Бог, сильна природа и памятна смерть.
Вы повелеваете нам отправиться в Петербург; положим, что мы, уступая своим бессилием непобедимой силе, уже отправились; но какое в наших руках ручательство за безопасность, или где рукописание его величества, чтобы мы могли довериться ему, взять его в руки и поехать в Петербург. Мы столько времени находимся вне нашего царства на чужбине, а братья наши Вахтанг и Давид, обязавшиеся присягою до последней капли крови, хотя пожертвовали собою на верность императору, но получили во мзду окованный ковчег[81] и во славу своего рода почесть провинившегося мужика. Проклинаем имена тех, которые пожалели жизнь, а не род свой, и если бы о бесчестном взятии наших братьев мы не узнали, то, вынужденные приехать в Тифлис, по настоятельному совету царя (имеретинского), приняли бы и мы такую же честь, вследствие чего проклинаем наше несчастие»[82].
Князь Цицианов хотя и признавал за царевичем Юлоном уменье писать «пером златоуста», но считал себя обязанным в ответ на его письмо, но откровенности, «приличной солдату в поле под ружьем поседевшему» и доверенности государя несколько раз удостоенному, повторить, что для него нет другого исхода, как ехать в Россию, что и просил исполнить