Проводив их взглядом, Лэнгли обратился к Деверо:
– Ты рисковал, – голос его звучал жестко. – И не только собой. Я обещал де Бренту сотню. И не намерен нарушать своего слова.
К несказанному удивлению дамы, ее благородный спаситель, только что проявивший величайшую храбрость и стойкость, виновато склонил закованную в шлем голову – словно нашкодивший, уличенный в неблаговидном проступке подросток.
* * *
К сумеркам отряд добрался до поселения, в котором оказался довольно вместительный манор. Лэнгли распорядился выставить охрану у лошадей и приказал бейлиффу накормить его людей, пообещав заплатить. Утомленные воины в ожидании трапезы поснимали шлемы и с удовольствием принялись умываться во дворе колодезной водой. Державшиеся поодаль жители с настороженным удивлением наблюдали за ними: не каждый раз им доводилось принимать столь миролюбиво настроенных англичан. Деревенские мальчишки, босоногие и замурзанные, как обычно, оказались самыми любопытными, и, мало-помалу подбираясь поближе, вскоре окружили воинов, с робким восхищением разглядывая их аммуницию и превосходных боевых коней. Выглядывавшие из-за материнских юбок девочки завистливо следили за ними, не решаясь последовать их примеру.
Бейлифф, тучный, молчаливый, тем не менее оказался расторопным малым, и вскоре отряд уже сидел за длинными столами в сумрачной, плохо освещенной зале манора с земляным полом, присыпанном несвежим, слежавшимся тростником. Такие же молчаливые служанки, пугливо косясь на английских солдат, торопливо раставляли блюда с нехитрой едой: бекон, масло, сыр, мед, лепешки.
Воспользовавшийся случаем Лэнгли договорился, чтобы бейлифф приготовил для них мешки с провизией в дорогу, а также распорядился насчет обеда для вырученной ими из беды дамы. Отдав необходимые распоряжения, Лэнгли поднялся по шаткой наружной лестнице и постучался в дверь комнатки, которую предоставили женщине. Дождавшись приглашения, он переступил порог, пригибаясь, чтобы не удариться головой о низкую притолоку дверного проема.
Дама ожидала его стоя, сцепив перед собой руки. Она оказалась совсем молоденькой – лет семнадцати. Среднего роста, изящная, с ясными голубыми глазами, она держалась со сдержанным достоинством знатной девушки. Прелестное, с тонкими чертами личико ее было усталым и бледным, под глазами пролегли темные круги. Она сняла свою малиновую мантию; на голове ее не было покрывала, что указывало на то, что она была незамужней. Переброшенные на грудь светлые косы ее мягким шелком золотились на фоне платья из темно-синей шерсти.
Девушка совершенно не вписывалась в обстановку убогого, скудно обставленного помещения с неровными дощатыми полами и стенами: она показалась Лэнгли чудесным, неземным существом из сказочной легенды, волею невероятного и совершенно