Это была очень весёлая свадьба. Гости пили, ели, пели, поздравляли молодых. Ручкин вручил свой подарок, пожелал счастья молодым, а потом долго выпытывал у Самуила Степанович секрет его настойки. Настало время медленного танца.
«Там, где клён шумит…» – донеслось из динамиков.
К столу, где сидел журналист, медленно подошла Зинаида и пригласила его на танец. Настроение у Петра Алексеевича было хорошее. Он был сыт, пьян, да и Зинаида была хороша, поэтому согласился без раздумий.
«Поросло травой место наших встреч», – продолжала звучать песня.
– А я вот ни разу в Москве не была, – произнесла Зина, положив голову на плечо Ручкина. – Какая она?
– Она большая, красивая, там живёт очень много народу, и там огромные пробки. – Начал было рассказывать журналист, но тут же осёкся. Краем глаза он заметил злое лицо Фрола. Здоровяк стремительно приближался к танцующим. Несмотря на комплекцию, движения Фрола были быстрыми, но всё же журналист успел оттолкнуть Зинку и увернуться от удара. Кулак попал точно в глаз проходящему мимо Захару Аркадьевичу.
Музыка смолкла. Наступила гробовая тишина.
– Что? – взревел жених. – Тестя моего обижать?
И тут же ловким движением схватил ружьё и принялся целиться в дворника. Раздался выстрел. К счастью, стрелок из полковника был не ахти и пуля никого не задела.
– Брось ружьё, дурак! – закричал Пинкертон и вытащил из кобуры пистолет.
– Убью собаку! – кричал полковник, снова целясь.
Гости стояли в шоке. Единственный, кто сохранил хладнокровие, – это мэр. Несмотря на заплывший глаз, он мигом оценил ситуацию и обратился к жениху: «Сашенька, зятёк, опусти ружьё. Давай выпьем, успокоимся. Вон и Настюша испугалась. Опусти».
Хохлов-младший медленно начал опускать ружьё.
– А ты, Анатолий Сергеевич, – обратился Семёнов к стражу порядка, – уведи этого отсюда, – указав рукой в сторону Фрола, – от греха подальше. Пускай ночку за решёткой посидит. Господа, продолжаем веселье!
Музыка вновь загремела, и тут Ручкин понял, что пора уходить.
Дошёл до дома быстро, несмотря на темноту на улице. Настроение было испорчено. И тут, подходя к дому, он заметил, что в его окнах горит свет. Пётр Алексеевич твёрдо помнил, что, уходя, свет не включал. Неужели Фрол? Так его вроде Пинкертон арестовал и в полицию повёз. Схватив булыжник, валявшийся на дороге, какое никакое, а всё-таки оружие, журналист осторожно вошёл в дом. В доме не было никого. Никого. Выдохнув и положив булыжник на пол, Ручкин заметил на столе листок бумаги. Он подошёл и взял его в руки. На листке было написано три фразы: «Ты теряешь время. Ищи лучше. Будь внимательней».
День седьмой
Рыбалка
– Ловись, рыбка, большая и маленькая, – приговаривал Захар Аркадьевич, глядя на поплавок. Под его левым глазом красовался большой синяк. Рядом с ним сидели Ручкин