Следует учитывать, что королевская прерогатива никогда не была неподвижной конструкцией ни в теории, ни в политической практике. Оформившись окончательно к началу XVII в., ко времени Славной революции 1688 г. королевская прерогатива начинает переживать процесс трансформации, связанный с комплексом социальных, политических и конституционных изменений, происходивших в этот период. Первой стала утрачивать позиции феодальная прерогатива, поскольку к концу XVII в. отношения собственности внутри группировок политической элиты окончательно стали безличными и утратили связь с земельным держанием.326
Сложнее обстояло дело с ординарной прерогативой, поскольку именно в этой прерогативной сфере решались ключевые вопросы налогообложения и ограничения прав и свобод подданных английской короны. Что касается последних, то уже в первой трети XVII в. попытки произвольного задержания английских подданных спровоцировали дискуссию о границах ординарной прерогативы королевской власти по общему праву и статутам Англии.327 Этот спор выявил неопределенность правового статуса личности перед лицом ординарной прерогативы и способность последней трансформироваться из средства поддержания равновесия между королем и парламентом в инструмент усиления полномочий королевской власти в ущерб парламенту. Последнее обстоятельство послужило поводом к изданию целого ряда актов, касающихся прав и свобод английских подданных, появившихся в ходе событий 1688‒1689 г. В этом отношении «Билль о правах» от 16 декабря 1689 г., представляющий собой юридический итог Славной революции, следует оценивать как устранение возможности использования ординарной прерогативы вопреки смыслу общего права.328
Что касается экстраординарной прерогативы, то она практически не являлась предметом