Легкий ночной ветерок с едва уловимой прохладой зашуршал шторами на окне и приятно освежил голову и грудь прораба. Он лежал и вспоминал дом, жену… Даже затосковал немного по своей Галине. Совесть мучила за неправедную жизнь, хоть и исповедался на прошлой неделе отцу Савве во всех своих прегрешениях. Сначала стеснялся говорить, а потом словно прорвало. Там доски присвоил, а там цемент стащил с объекта, там смету завысил, зарплату рабочим не доплатил, в храм Божий не ходил, заповеди нарушал… Отец Савва молча слушал, склонившись над Евангелием и думал, много ли их таких, как этот Петр сможет вернуться к трезвой жизни, пройдя программу реабилитации. И сама эта программа казалась ему делом второстепенным потому, что первым и важным было то, чтобы человек сам захотел расстаться с этим пагубным пристрастием и в том бы просил помощи у Всесильного.
– Я никак не могу бросить курить, – оборвал его размышления Петр Иванович.
– Молись усердно и проси об этом, Господь не оставит без Своей помощи, – тихо произнес настоятель. Петр подал ему листок бумаги, списанный мелким размашистым почерком с подробным описанием согрешений. Батюшка внимательно прочел их, порвал лист и вернул прорабу. – Сожги! – коротко произнес он и покрыл голову Петра епитрахилью, начал читать разрешительную молитву. Петру показалось, что прошла целая вечность, и хотелось сквозь землю провалиться, так стыдно было перед Богом за свои деяния. И только губы пересохшие шептали: «Господи! Прости!». Аж слезы прошибли мужика. Давно он в своей жизни не переживал такую гамму чувств, потрясшую все его существо новыми и неожиданными состояниями души.
Весь день после литургии Петр Иванович находился в приподнятом состоянии духа, словно крылья выросли за спиной. После обеда заехала Галина навестить его, и была весьма довольна мужем. Совсем другой человек стал, даже помолодел. Они сидели под старым дубом на скамейке, взявшись за руки, и радовались встрече.
– Я сегодня был на исповеди, – сообщил Петр, – и сейчас такое чувство, словно у меня камень с плеч спал. Ты не представляешь, Галочка, мне даже противно думать про спиртное. Вот только холодненького пивка бы выпил от жажды, но ради тебя даже этого не буду делать, когда вернусь домой. – Он заглянул ей в глаза, увидел вспыхнувшие искорки и радостно улыбнулся. – А давай с тобой обвенчаемся в нашем храме, – неожиданно предложил Петр и притянул Галину за руку к себе поближе, обнял за плечи. Она склонила голову ему на плечо, немного подумала.
– А давай, Петечка! И начнем новую жизнь, – мечтательно закрыла глаза Галина. Петр не удержался и нежно поцеловал жену в бархатное ушко.
– Ой! Щекотно! – кокетливо взвизгнула она и отклонилась в сторону. Они еще долго беседовали и о работе и о домашних делах, пока сумерки не спустились на старинную усадьбу графа Самойлова, утопавшую