Я узнал Наташин голос. Она говорила серьезно. Интересно, какой такой горький опыт у нее, уж не я ли? Да нет, с чего бы это. Я ей плохого не делал, да и не сделаю никогда, надеюсь. Потому что люблю очень. Странно, ничего она мне не рассказывала…
– Ой, смотри, глаза открыл! Ну, как ты себя чувствуешь? – первым заметила мое пробуждение Аленка.
– Привет, Большой Змей, поздравляю с удачным завершением первой фазы эксперимента. Ну, чего ты такой грустный? – Наташа смотрела на меня тепло, но как-то, как мне показалось, слегка отстраненно, будто и впрямь я любимая за одни лишь глаза знаменитость.
Хотел ответить, что все нормально, но когда открыл рот, то понял, что слова произнести не могу. Нет, Леша, не от волнения! Не могу, потому что не умею. Вот, мля, открытие! Хоть стой, хоть падай. Черт, и встать-то не получается. Колбаса колбасой! Был, значит, человекообразной колбасой, а стал колбасоподобным человеком. Эх, елки-палки.
Девчонки неглупыми оказались, все сразу поняли. А может, и Николай сказал, что такое состояние мое вполне вероятно. В общем, удивляться не стали.
Лежал я, как Наташа мне объяснила, в отдельной реанимационной палате Мариинской больницы. Лежал давно, уже три недели. Я-то! Осёл, право слово, думал, что только вчера со мною эту лоботомию провернули. Оказывается, состояние мое после операции нашей хитроумной было не просто тяжелым. Критическим. Поэтому и в больницу меня на скорой доставили. Врачи, спасибо им огромное, за жизнь мою никудышную трое суток боролись, из состояния клинической смерти возвращали. Это ж надо! А я и ведать не ведал. Да, ребята, придется мне теперь всю жизнь оказанное доверие отрабатывать.
По легенде, как Наташа сказала, у меня полная потеря памяти, я ничего и никого не узнаю, что случилось со мною – не знаю. А выпишут, там все и образуем потихонечку. Алена, мол, сестра, а Наташа – невеста, поэтому их и пускают в мою палату. Забирать тоже они приедут, но это еще не скоро, недели через две минимум. Пока лежи, Сервелат, наслаждайся первыми впечатлениями от человеческой жизни. Кормить с ложки будут, ешь. Не получится, через трубочку пищу прямо в желудок введут, так что, мол, не волнуйся. Помереть не дадут. Столько сил, чтобы жизнь вернуть, вложили…
Вот так, Леша, и стал я человеком. Сам, значит, виноват. Но после драки, как говорится, кулаками не машут. Пришлось привыкать к новому телу, адаптироваться, так сказать, к чуждым для моей сущности условиям обитания. Ничего, в прошлом это все теперь осталось. В далеком, Алексей, и почти нереальном прошлом…
Слушаешь ты меня, Леша, и вспоминаешь невольно любимого тобою писателя. Только не говори, что это не так, не поверю. Почему? Да потому что знаю тебя не первый день. Думаешь, прочитал Сервелант Николаевич «Собачье сердце» и возомнил себя Шариковым… Нет, брат, согласись, что пример для подражания не самый удачный. Полиграф Полиграфычем только дурак в наше время стать захочет. И потом, там собачка в человека превратилась, что само по себе физиологической природе противно.