– Будьте бдительны, – коварно предупредила Маша, протянув ему свою бледную ручку. Фридман поцеловал её, подмигнул больной и удалился.
– Какие статные мужчины к вам ходят! – воскликнула Лариса Иннокентьевна, волшебным образом материализовавшаяся в палате. Маша счастливо улыбнулась и поставила букет в вазу на тумбочке у кровати.
******
Под вечер её одолела жуткая мигрень. Голова раскалывалась так, что малейший звук в коридоре или цоканье настенных часов доводили её до исступления. Только выпив целую горсть принесенных ей таблеток, Маша смогла шевелиться, но с кровати решила все же не вставать. Было около восьми часов, когда в палату вбежал запыхавшийся Лузов с тремя огненно-желтыми кустовыми розами. Они несуразно болтали своими рыжими головками и не хотели заходить. За Ромой вошла Вера в распахнутой блузке поверх маечки. Увидев их двоих в дверях, Маша болезненно засмеялась и не стала здороваться.
– А, кто-то уже принес тебе цветы… – обиженно проговорил Роман Борисович, бросив взгляд на прикроватный столик.
– Уйди, я плохо выгляжу! – капризно буркнула Маша, даже не посмотрев на него и закрыв лицо руками. Лузов покорно хмыкнул, положил розы на соседнюю тумбочку и вышел вон.
– Что же ты с ним делаешь? – с укором спросила Вера, присаживаясь напротив больной. Та сидела на кровати, прижавшись спиной к холодной желтой стене, и сверлила взглядом грязное окно. Солнце ушло, и все вокруг стало по-прежнему уродливым.
– Ты пришла учить меня? – надменно произнесла она, не поднимая глаз. – В таком случае, уже поздно.
– Нет, что ты! – беспокойно воскликнула Вера и взяла Машу за руку. – Просто я хочу, чтобы он был счастлив.
После этих слов её лицо загорелось нездоровым румянцем. Маша одернула свою руку и наконец посмотрела на Веру.
– Надо же, как благородно! – усмехнулась Мари. – С чего такая доброта?
– Машенька, я люблю его, поэтому желаю ему только добра, – ответила Вера, улыбнувшись. Мари съежилась, услышав это приторное «Машенька» – так никто уже давно не позволял себе ее называть.
– И разве тебе не больно от того, что он любит меня? – вызывающе спросила она.
– Мне было бы больно, если бы он никогда не смог никого полюбить. Теперь я знаю, что он на это способен, и мне спокойно.
– Ой, какая же ты дура, Вера, – задумчиво проговорила Маша и снова уставилась в окно. – Повезло же Лузову иметь такую крепость за спиной! Как бы не вышло тебе это боком.
– Когда-нибудь ты меня поймешь, – тихо произнесла Вера и вышла из палаты.
Маша еще долго неподвижно сидела на скрипучей больничной койке, погрузившись в свои тайные мысли. За окном заблистало молниями хмурое небо.
*****
В искусстве отражается целый мир. Мы населяем этот мир сросшимися с нашим «я» страхами и переживаниями, все наши потуги понять