– 0-
Утро, тишина, безлюдье. Помощники таскали из кустов и щелей всех ослабевших прохожих, проверяя, кто смог пережить последнюю ночь, а кто нет. Помощники потрескивали, ведь их давно никто не менял.
Лёд таял. Торжественно сверкал сонный Ивлень. Печально мерцали его мрачные сёстры-речушки, впадавшие в грязный залив. Тот самый, над которым никогда не заходит солнце, но и никуда не исчезает луна.
По центральному бульвару пронёсся механический экипаж братьев Ломоносовых.
Где-то хлопнули ставни. Где-то зазвенели тарелки. Удивлённо кворкнула птичка.
Библиотекарь обругал утренних сорванцов, что по детскому обычаю закидали окна его заведения мёртвыми голубками и круэцкими сочиненьями.
Всё было как обычно и чего-то не хватало.
Средь упрямой и режущей слух тишины один помощник, следуя привычному алгоритму, решил притвориться человеком. Вытащил из-за пазухи приёмник, включил громкую некрасивую музыку и неуклюже, с ошибками, без всякой цели принялся передвигаться, то есть прогуливаться, да ещё и чихать. На него не обращали внимания. Алгоритм завершился, помощник ушёл в тень, в спящий режим в глухом переулке до следующей ночи.
Казалось, весь город о ком-то скорбит. А ведь кто-то и умер. Но кто, кто? Приходится с прищуром разглядывать крохотные синие кабинки в невыносимой вышине – там вроде бы пусто. От громадной реки отделяется несколько скромных истоков. Об этом мы уже говорили. Несколько круглых мостов, в реальности которых не усомнишься. Несколько мостов раздвижных. Удивительная, отчётливая брусчатка, будто переполненная светом, можно постукивать её, можно прислушиваться к ней, приглядывать за ней и удивляться. Настолько точные звуки, будто ты годы и годы болел, а теперь выздоровел и вздохнул полной грудью. Можно и поскользнуться, если идёшь слишком быстро. Сломать, например, руку.
Нет-нет, только не руку.
– 1-
Йозеф проснулся в пять. Ладонь, придавленная щекой, давно онемела, а решётка скамейки, казалось, оставила по всему телу любопытный клетчатый узор. Йозеф чавкнул, протёр глаза и с трудом приподнялся.
– Неужели теперь так рано светает? – пробормотал он.
И спохватился: шарф лежал далеко-высоко в розовых кустах, а ботинки до сих пор висели на шнурках под фонарём. Нужно быстро привести себя в порядок. Не хотелось выглядеть дураком перед своими друзьями. Кроме того, он потерял расчёску. Она, маленькая, чёрная, валялась, вероятно, где-то неподалёку, но с такой онемевшей, почти мёртвой на ощупь рукой и кружившейся головой искать её было очень сложно.
Йозеф вошёл в огород, сразу попав в грязь. Тут же хлюпнули ноги. Сиюминутное погружение на пять сантиметров вглубь.
Йозеф подобрал шарф и довольно хмыкнул. Грязь не приставала к одежде Йозефа.
«С другой стороны», – подумал он, – «Мне этот свет приятен».
Он давненько не принимал солнечных ванн, хотя слышал, что это бывает полезно. Он не стал обвязываться шарфом, а напротив растепелил воротник, обнажив навстречу солнечным лучам свои бледные ключицы и горло.
В такой позе его обнаружила Нина. Она стояла как раз на своём знаменитом треугольном крыльце. Она вышла, пошатываясь. Одна её синяя колготка была некрасиво распорота. Синяя помада была смазана на полщеки. Надув щёки, Нина выпустила электро-паровое облако и сказала:
– Что ты здесь делал?
– Заснул на скамейке, – сказал Йозеф. Что-то щекотнуло. Необычайный подъём и чудовищная усталость.
– И очень зря. В доме бы всем хватило места.
Нина взгромоздилась на перила.
– Засмотрелся на звёзды. В августе они особенно хороши.
– В августе особенно холодны ночи. Тебе нужно следить за своим здоровьем.
– Тут не поспоришь, – вздохнул Йозеф.
Нина покачивалась вместе с перилами и тоже радовалась солнцу, но слегка стесняясь этих ощущений. Под солнцем высыхал и словно пел весь вспаханный, невообразимо терпкий и тревожный участок.
– Кроме того, – раздражённо добавил Йозеф. – Мы уже почти дожили до второй половины августа, а это что-то да значит.
– Ну-ну, – сказала Нина и рассмеялась.
Йозефу нравился её смех.
Йозеф чихнул.
– 2-
Йозеф вошёл вместе с Ниной в дом. Ему приходилось чуть ли не наваливаться на эту приятную девушку, а она только похохатывала. Всего лишь друзья. От её волос пахло тыквой и слабо вяжущей хурмой.
– Что за парфюм? – вяло спросил Йозеф, но было не до этого.
То тут, то там, наши приятели спали в разных частях дома. В нише, предназначенной для одежды-в-дождь расположился Борис вместе с котом. Коты всегда любили Бориса, а этот, новый, белый бандит с чёрной подпалиной у левого глаза, любил Бориса настолько, что не подпускал к своему фавориту никого.
– Кися-кися, –