У меня на эти дела память хорошая, вот я в Германии и вворачивал, где надо и где не надо.
А потом выучил «гутен таг» и «варум нихт».
Заходишь, к примеру, в магазин:
– Гутен таг, дас ист фантастиш! – они и радуются, как дети.
Или подходит к тебе на улице морда, говорит что-то долго и затейливо, а ты:
– Варум нихт?! – и пошел…
Чуть позже мне начало казаться, что немцы кроме этих и еще кое-какие слова употребляют.
Однажды зашли с Ефремовым в винный магазин посмотреть, что да как. За нами еще один мужик немецкий. На двери звоночек блямкнул, на звоночек из соседнего помещения фрау симпатичная вышла.
Мужик говорит:
– Битте, цвай фляшен.
А фрау ему – пакет. Он ей:
– Данке.
А она ему:
– Битте.
И оба улыбаются.
Мы с Валеркой стоим, делаем вид, что каждый день по нескольку раз такое видим.
Потом фрау к нам с длинной речью обратилась: дескать, чего надо?
Мы ей для солидности:
– Цвай фляшен.
Она подает две пузатые бутылки водки.
Пришлось денег дать. Зато на следующий день опять зашли посмотреть, а она сразу спрашивает:
– Цвай фляшен?
А мы думаем – чего уж тут:
– Цвай фляшен, – и все дела!
Очень здорово обошелся с немецким языком Валера Сюткин, который тоже в ГДР тогда присутствовал. Перед самым отъездом из Союза он купил где-то русско-немецкий разговорник. Потом оказалось, что разговорник к Олимпиаде выпущен. То есть: со спортивным уклоном. Мы как-то приходим в бар втроем и показываем бармену знаками – наливай, мол, сволочь. Он делает вид, что не понимает и продолжает стаканы протирать. Сюткин достал разговорник, долго туда смотрел, потом по складам сказал что-то. Бармен оживился, тут же налил не только нам, но и себе. Мы выпили. Валера еще раз ту же фразу повторил. Мы опять все вместе выпили. Расплатились, а бармен нам еще долго махал полотенцем на прощанье. Я потом у Валеры-то спросил, что за волшебная фраза. Он ткнул пальцем, а там написано: «Вы участвуете в эстафете «Четыре по сто?»
В один из дней фестиваля (а это был опять фестиваль) по плану было посещение немецкой семьи.
К этому посещению все сильно готовились.
Немцы за два месяца до нашего прибытия у себя конкурс провели, кому такую честь оказать.
Надо было, чтобы из семьи кто-нибудь по-русски хоть чуть-чуть говорил, да и вообще, чтобы жили справно и могли перед высокими советскими гостями себя достойно оказать. И еще было у меня сильное подозрение, что у них комиссии тоже предшествовали (ГДР же – недалеко от нас ушли); я даже представил себе такой вопрос:
– А скажите-ка нам, герр Тиман, какого числа в сентябре 1939 года мы на Польшу напали? Не знаете?