Бабушка иногда должна была поставить свою подпись под какими-то документами, и на это был особый ритуал: из горницы извлекались очки, их надо было протереть, нацепить на нос, поправить. Потом надо было удостовериться в том, что она подписывается на правильном месте (она спрашивала кого-то рядом, чтобы они развеяли её сомнения), затем расписывалась и тяжело вздыхала, как от трудно выполненного долга.
Помимо дел в доме и заботы о животных она выращивала огромное количество картофеля и овощей на своем участке. Никакой зарплаты дедушки на содержание всего хозяйства никогда хватить не могло, выживали на подножном корме, и именно приусадебный участок кормил всю семью, а помимо этого бабушке нередко приходилось укладывать что-то в кошелку (чаше всего морковь, лук, чеснок, стручки гороха и бобов, яблоки, крыжовник или что-то еще из выращенного в огороде, а также творог или масло, приготовленные домашним способом из молока от своей коровы) и нести на рынок, чтобы выручить хоть какие-то деньги. На них покупали хлеб, соль, сахар и нехитрую одежонку.
Бабушка и дедушка у нас дома в Горьком 1 мая 1949 г. Дедушке было 74 года, бабушке – 69 лет. Фото П.Л. Вышкинда
Дедушка был в семье человеком строгим, не склонным предаваться сантиментам. Он много времени проводил на работе, а возвращался с нее часто чем-то опечаленный или даже раздраженный, поэтому дети и внуки старались держаться от него подальше. А бабушка была всегда рядом, вот и получалось, что она оставалась в семье нерушимым центральным остовом, именно вокруг нее всё совершалось и ею направлялось.
Её роль в семье простиралась гораздо дальше, чем просто накормить, обстирать, обогреть и приласкать всех детей и внуков. Она служила моральным оселком для всех, наставницей и защитницей. Она не доминировала надо всеми и не довлела над домочадцами. Все её просьбы ограничивалось одним словом или короткой фразой, и я не помню, чтобы кто-то ослушался бабушки, попытался воспротивиться её просьбам, вступить в пререкания или злостно ей не подчиниться. Её требования или наказы были понятными и приемлемыми, а потому совершенно абсолютными и императивными. Её мнение всегда было главным и самым ценным.
Домашний устрой был таким, чтобы предоставить всё лучшее детям. Когда я сейчас вспоминаю бабушкину жизнь, я понимаю, в какой бедности она жила, как отдавала детям и внукам последнюю копейку в буквальном, а не переносном смысле. У нее не было никаких украшений или безделушек. Да что там безделушек, за свою жизнь она не приобрела ни одной красивой вещи, ни одного выходного платья. Зимой она ходила в каком-то старом зипуне (её дочки, смеясь, называли его между собой «полупердончиком»), оставшемся у нее, возможно, с молодых лет, а может быть, даже из приданого,