Через несколько дней начальника училища, генерал-майора советской армии и двух его заместителей, включая дядю Толю, вызвали в НКВД, где им объявили, что за антисоветские разговоры их увольняют из армии. Еще через пару дней их исключили из партии, и они оказались выброшенными из жизни. Дядю Толю арестовали и несколько месяцев продержали во внутренней тюрьме НКВД в Саратове. Однако ему хватило мужества не подписаться ни под какими обвинениями в антисоветской деятельности, и в конце концов его освободили из КПЗ, лишив всех боевых наград, полученных за службу в действующей армии в годы войны. Я не знаю этого точно, но какие-то отголоски событий тех лет доходили до меня, говорившие о том, что дяде Толе пришлось пережить в тот момент еще одну драму. Как мне помнится, жена после ареста бросила его, и, вернувшись из заключения, он не нашел больше семейного убежища.
Он срочно приехал из Саратова в Горький, где жила наша семья и одинокая тетя Галя – учительница английского языка в средней школе. Дядя Толя поселился в её семиметровой комнатенке в щитовом бараке, почти каждый день он приходил к нам, и папа диктовал ему письма в самые разные органы – от Политбюро или ЦК партии до Министра обороны СССР с покаяниями, объяснениями и просьбами восстановить на работе, в партии, вернуть воинские награды и т. и. У дяди Толи был непростой характер, нередко он с доводами папы не соглашался, споры доходили до крика с обеих сторон, он вскакивал, натягивал шинель и, хлопнув дверью и не простившись, выскакивал. Но все-таки дело двигалось, и письма в конце концов уходили по разным адресам.
Наконец, дядю Толю, что называется, трудоустроили. Его знакомец, генерал М. Г. Сериков, стал председателем Горьковского отделения Добровольного Общества Содействия Армии, Авиации и Флота (ДОСААФ) и получил разрешение взять дядю Толю своим заместителем. Хоть это была и не действующая армия, но все-таки по торжественным дням начальству ДОСААФ разрешали надевать их военную форму, и мне кажется, что дяде Толе нравилось щеголять в кителе с погонами с двумя просветами, хотя до полковника и тем более генерала ему уже было не дослужиться.
Оставаясь в глубине души боевым командиром, начальником штаба дивизии, дядя Толя нередко приносил с собой коробку цветных карандашей и рисовал планы военных баталий. Он помечал позиции вражеских и советских передних краев. Стрелы разного цвета показывали направления движения пехоты, моторизированных частей, прерывистыми цветными линиями были изображены направления ударов авиации, кружочками помечались доты и