и мы с тобой уходим рано,
глухим горбатым пустырём,
рассвет, как воду из стакана,
омытыми глазами пьём.
Садимся у воды. Колючки
счищаем. Ничего не ждём.
Как говорят поэты, тучки
проносят свой летучий бред,
как будто всемогущий лучник
их посылает следом в след.
Сидим. Спокойно нам и странно.
Как хорошо! Событий нет
в гостинице, на берегу Севана.
4
Шофёр преславный, Аарон,
вознёсший нас в своё Ужгули,
открытое со всех сторон
богам и небу – гули-гули!
Ты поднимал нас, патриарх,
рискуя сверзиться в колодец
ущелья, в кузове свой прах
тряс жалкий избранный народец.
Обетованная земля,
где снег с полей сошёл в июне,
где птица плавно с ледника
слетит сюда и что-то клюнет.
Дымок горчащий кизяка,
мечта ручья – рекой растечься,
и поступь мерная быка
в неспешный стих хотят облечься.
Но это года через два,
когда душа слегка забудет
и запахи умрут в слова, —
когда уже не вспомнить будет,
как в абсолютной полноте
свершается обетованье,
и горы в грузной немоте
сиянье обратят в слиянье.
О, поэтический товар,
тебя гостям как не пристроить!
Нас уверяют, что Тамар
и здесь успела понастроить.
С лукавством, свойственным послу,
осматриваю камни, щели,
уже спускаясь в крутизну
своих пространств, своих ущелий…
5. Армения
Кладка древнего храма на каждой горе, —
вот где славно устроились мёртвые души.
Вот и всё, любопытный, о древней поре:
кто-то жил, кто-то строил и кто-то разрушил.
Ты забрёл посмотреть? На здоровье, смотри.
Можешь тронуть рукой проходящую тучку,
приобщайся к местам, где веками пасли
толстозадых овец средь верблюжьей колючки.
А теперь вот закат обещает полям
неплохую погоду на дни наших странствий…
Ничего, ничего, кроме свойственной нам,
угасающей боли гражданства.
6. Тбилиси
Дмитрию Шнеерсону
Тёплый город с персиянским рынком,
я воспоминание устрою,
как устраивают праздник по старинке
горцы над извилистой Курою.
Первым делом будет ночь и запах
пыльных листьев и вина сухого,
темнота в тепле на задних лапах
давится от звёздного улова.
На второе можно жаркий полдень:
липкий пот окупится сторицей
ощущеньем тысяч прошлых родин,
газировкой с братьями Лагидзе.
Грузной тенью город вечереет.
Солнце село. Можно жить и думать.
Медленно, как виноград, созреет
мысль