– Я тебя трахну пару раз, ты вспомнишь, какое я ничтожество, я в очередной раз докажу всем, что я полное дерьмо. Зачем же ждать Испании? – смеюсь.
– Ты думаешь, я спасую? – и ни капли обиды в глазах. До чего же расчетливая дрянь.
– Я ни о чем не думаю. Мне срать на все, – выпаливаю я, чувствуя, что снова завожусь. Анька тащит меня к выходу из бара. Хихикает, делая вид, будто мы – парочка влюбленных голубков, в то время как я обессиленно висну на ней.
– Сейчас, милый, – лепечет она, не обращая внимания на мое неадекватное состояние.
– Эй, дружок, ты куда? – поворачиваю голову на голос Графа и пытаюсь вспомнить, из-за чего же я сегодня так злился на него.
Тори
Заявляю официально. Моя жизнь – полное дерьмо.
Все утро и половину дня, проведенные в институте, я жалела себя, бедную, не скрывая от окружающих своего паршивого настроения. До тех пор, пока после второй пары подруга насильно не подняла меня с места и не затолкала в самый дальний угол для разбора полетов.
– У тебя, что, умер кто-то? – стоя надо мной, словно строгий учитель, хмурится она. Руки скрестила перед собой, и ногой так угрожающе притопывает.
– Да, моя вера в людей, – присаживаюсь на холодный подоконник, окидывая безразличным взглядом двор института.
– Что за бред? Так, рассказывай по порядку, – присаживается она рядом.
Спустя десять минут я снова рыдаю, подруга же сидит рядом, задумчиво глядя на меня.
– И почему ты решила, что он солгал тебе? По мне, так вполне правдоподобны его слова.
– Мне просто так больно, Маш… Я ведь поверила ему, а он…
– Тори, послушай меня, девочка моя, – Машка берет мое лицо в руки и приподнимает его на уровень своего.
– А сейчас отбрось события последнего дня в сторону. И хорошенько задумайся. Он сегодня улетает. И если ты не придешь к нему навстречу, вы можете больше никогда не увидеться. Стоит ли эта девица, чтобы навсегда потерять его? Чтобы просто так, поверив ее неубедительному, на мой взгляд, бреду, бросить парня, с которым ты чувствуешь себя такой особенной, а, Тори?
– Ты не понимаешь, Маш, – снова слезы подкатывают.
– Понимаю… сама влюбилась в козла… Сергея, – хмыкает она, убирая от меня руки.
– А он… ты сама все знаешь. Но твой Лукас не такой. Поверь, мне виднее. Просто прошу, пока у тебя есть возможность, задумайся, – говорит она и, спрыгнув с подоконника, уходит, оставляя меня одну. Звенит звонок, и я, вытерев мокрые от слез глаза, возвращаюсь в аудиторию.
Вот уже полчаса идет лекция по истории русской архитектуры. А я, словно заведенная, глотая непролитые слезы, рисую Лукаса. Того, кто так отчаянно пытался меня остановить. Его глаза, полные вины и безысходности, его последнюю улыбку, брошенную мне перед уходом. Робкую, но полную надежды.
Из грез меня вырывает громкий голос преподавателя. Бросаю карандаш, ошарашенно глядя по сторонам. Профессор, как и половина аудитории, смотрят на меня. Видимо, я пропустила мимо ушей какой-то вопрос. Беру в руки телефон, и вижу,