Оксану следовало описать со всеми деталями, вплоть до жестких черных волосков, которые росли у нее не там, где следовало.
Разумеется, задуманного Андрианов не реализовал; запущенная терраса за домом без слов говорила о том, что большинство своих затей он всю жизнь бросал недоделанными.
Дедовы гены гуляли в нем не только по части выпивки, но и в вопросах чисто хозяйственных.
Он лишь составил общий список имен и прикинул, что все нужно разбить ровно на 4 категории.
Достижения не нашли конечного обобщения.
Хотя место той сущности в иерархии ценностей Юрия Ивановича и само его отношение к противоположному полу можно было определить всего одним фактом.
В списке не нашлось ни одной женщины, ставшей женщиной его усилиями.
Ни Оксана, ни Ирина, ни Розалия, ни Аделя, ни башкирка Раушания, ни 1 другая из немалого числа не могла бы его упрекнуть.
Он не брезговал, не боялся ответственности, не предвидел психологических привязанностей к первому мужчине.
Просто был органически неспособен причинить женщине боль.
Даже кратковременную, даже необходимую перед входом в мир высшего блаженства и являющуюся благом.
И тем кардинально отличался от одного своего сокурсника – брутального бородача, свое отношение к женщинам выражавшего фразой о том, что «любит вскрывать новые тюбики зубной пасты». Впрочем, слова «брутальный» на рубеже 80-х годов прошлого века в русском обиходе не было; этого альфа-самца с по-бычьи выпуклыми глупыми глазами Андрианов аттестовал просто: «ходячий…», прибавляя к эпитету слово из трех букв.
А попытка Юрия Ивановича упорядочить память чувственных опытов была естественной для мужчины на закате жизни.
Не имелось ничего извращенного в его недоделанной таблице; не вспоминал своих женщин на своем закате лишь тот, кто их не имел.
Или воспринимал сосудами для спуска избыточного давления, не запоминая ни деталей, ни имен, ни количества.
Задумывая мемуар – своего рода итог личной жизни – он следовал давним привычкам к систематизации всего имеющегося.
«Список Андрианова» имел бы внешнее оформление биологической коллекции и подспудные корни его уходили в детство, в коробки с бабочками и жуками, аккуратно надписанные по крышкам.
Вот эти коробки в самом деле были наборами мертвых тел.
Каждый отряд насекомых имел научное название, переведенное на русский язык с латыни. Кроме, пожалуй, стрекоз – которые именовались просто «Стрекозами» и доставляли юному собирателю много хлопот.